Введение из книги: Несмеянов Е. В. «Титаник»: правда и мифы. — М. ; СПб. : Нестор-История, 2020. — 320 с., ил.

И снова «Титаник»… Общаясь по роду деятельности с издателями, журналистами, профессиональными историками и другими категориями граждан, нередко приходится слышать: мол, о «Титанике» уже всё известно и написано, ничего нового по этой теме уже не скажешь. В каком-то смысле это действительно так, не зря ведь гибель «Титаника», библиография по которой насчитывает свыше четырех тысяч томов, признается одним из самых задокументированных и описанных событий мировой истории. Массив написанного, рассказанного и отснятого на кинопленку довлеет над всяким, кто берется за перо — точнее, садится за компьютер — с намерением писать о «Титанике».

А число этих смельчаков (или же графоманов?) за последнюю пару десятилетий выросло в астрономической пропорции. Если по вопросам квантовой физики, физиологии высшей нервной деятельности или истории Средних веков дилетанты, как правило, предпочитают особо не распространяться, справедливо боясь обнаружить свою некомпетентность, то о «Титанике» практически каждый имеет собственное и категоричное мнение: тут вас огорошат и теорией заговора и подмены, и в красках опишут пожар, бушевавший в недрах судна, и поведают о гонке за приз «Голубой ленты Атлантики», и «просветят» о том, что в действительности следовало бы таранить тот злополучный айсберг… и многое, многое другое. Доля истины в этих рассказах ничтожно мала или вовсе стремится к нулю, но благодаря их сенсационности, громогласности и широкой растиражированности в СМИ создается устойчивая иллюзия всезнания, досказанности и «закрытости дела» («Теперь-то, дескать, нам точно известно, что там произошло!»). Это — обратная сторона популярности «Титаника», можно сказать, раскрученности самого этого бренда, уже давно и неоспоримо ставшего частью мировой поп-культуры. ...

Соловецкий монастырь, основанный в середине ХV столетия на северной окраине Великого Новгорода, на одноименном острове в Белом море, вошел в историю России не только как великий духовный и культурный центр Русского Православия, но и как надежный защитник северных рубежей Русской земли. В конце ХVI столетия, в эпоху Московского царства, здесь была воздвигнута мощнейшая валунная крепость, ныне признанная выдающимся памятником европейского военного зодчества (ил. 1–6).

Само географическое расположение Соловецкой обители — неподалеку от границы с воинственной Швецией и близ трасс международных морских путей — дало основание русским государям предопределить ее военные функции на протяжении ХVI–ХVII вв. как стража акватории Белого моря и важнейшего стратегического центра обороны всего Русского Севера. Новая беломорская крепость вместе с деревянными острогами на материке, охраняемая московскими стрельцами, должна была надежно прикрывать огромные приграничные территории, выходившие к Ледовитому океану. И таким гарантом безопасности северных границ Российского государства Соловецкая крепость наряду с другими фортификациями оставалась вплоть до начала ХIХ в. Но всё же не следует забывать, что возведение на Соловках в конце ХVI столетия деревянной, а затем каменной фортификации преследовало одновременно важнейшую идеологическую и сакральную цель: сделать полностью неприступным одно из важнейших на Руси государевых богомолий, поскольку здесь с особой силой — «денно и нощно, соборно и келейно», а «в кельях особне» — велась молитва за православного государя (Буров В. А., 1997а, с. 121–126; 2011а, с. 24–25; 2011б, с. 99–106; 2013, с. 162–175).

Солонарь В. А. Очищение нации. Насильственные перемещения населения и этнические чистки в Румынии в период диктатуры Иона Антонеску (1940–1944). Предисловие 

Предметом данной книги является политика этнических чисток, проводившаяся румынским правительством с июля 1940 по август 1944 г., в тот период, когда страна была союзницей нацистской Германии. Применяемая в данном контексте синтагма «этническая чистка», вошедшая в обиход после распада Югославии и последовавшей за этим кровавой гражданской войны, может показаться анахронизмом. Тем не менее использование этого термина по отношению к румынской политике начала 1940-х гг. оправдано по той простой причине, что румынские власти регулярно употребляли его применительно к политике в отношении этнических меньшинств страны (в данном случае термины «национальные меньшинства» и «этнические меньшинства» используются как синонимы). Власти применяли термины

«purificarea etnică» или «epurarea etnică» — «этническое очищение» или «этническая чистка», что можно перевести на русский как «этническое очищение» или «этническая чистка».

Недавно было выдвинуто предположение, что термин «этническая чистка» может означать не только насильственное выдворение с какой-либо территории лиц другой этнической принадлежности, но также политику добровольной или принудительной культурной и языковой ассимиляции, поскольку такая политика может привести к созданию гомогенной с этнической и культурной точки зрения нации1. Если даже это развернутое определение применимо в другом контексте, оно может ввести в заблуждение в случае, описываемом в книге. Румыны никогда не использовали это словосочетание в таком «мягком» смысле, термин «этническая чистка» всегда означал для них физическое выдворение из страны лиц другой этнической принадлежности. Более того, такая политика выглядела оправданной в глазах ее сторонников именно потому, что они воспринимали проводившуюся в межвоенный период политику культурной ассимиляции как неудачную. Таким образом, между терминами «очищение» и «ассимиляция» проводилась четкая грань, они даже считались противоположными.

Куликов С. В. Апологет царского чиновничества. Дела и дни Владимира Романова 

Многие поколения российской и зарубежной читающей публики воспринимали и воспринимают царское чиновничество сквозь призму творчества Н. В. Гоголя и особенно М. Е. Салтыкова-Щедрина, хотя, согласно элементарным законам литературного творчества, созданные ими персонажи, даже если они имеют прототипы, относятся не столько к исторической, сколько к искусственной, виртуальной реальности, сотворенной этими гениальными писателями. Между тем революция 1917 г. в высшей степени актуализировала вопрос о степени адекватности Хлестаковых и Угрюм-Бурчеевых дореволюционным реалиям. В августе 1918 г. П. Б. Струве признавался: «В настоящий момент, когда мы живем под властью советской бюрократии и под пятой Красной гвардии, мы начинаем понимать, чем были и какую культурную роль выполняли бюрократия и полиция низвергнутой монархии. То, что у Гоголя и Щедрина было шаржем, воплотилось в ужасающую действительность русской революционной демократии». Струве вторила его бывшая коллега по ЦК Конституционно-демократической партии А. В. Тыркова, которая, уже в эмиграции, писала, что в Российской империи второй половины XIX — начала XX в. «жизнь брала свое, и мало-помалу выработался новый тип чиновника, честного, преданного делу, не похожего на тех уродов дореформенной России, которых описывали Гоголь и Щедрин. Мы их оценили только тогда, когда революция разогнала и искоренила старый служилый класс». Уникальность воспоминаний В. Ф. Романова, предлагаемых вниманию читателей, объясняется тем, что в них мемуарист, отталкиваясь от тех же посылов, что и Струве с Тырковой, попытался создать повествование не только о самом себе, т. е. индивидуальную биографию, но и коллективную биографию царской бюрократии конца XIX — начала XX в., причем всех ее уровней — низшего, среднего и высшего. Воспоминания Романова — в полном смысле слова апология (от древнегреческого «ἀπολογία» — «оправдание»), т. е. произведение, нацеленное на оправдание или защиту когоили чего-либо, в данном случае — на оправдание и защиту старорежимного чиновничества. Оно, однако, под пером Романова предстает перед нами со всеми своими достоинствами и недостатками, в виде реальных, живых людей, а не шаржей, пусть даже гениальных. Причины того, что именно Романов взялся за такую задачу, коренятся в его делах и днях…

Вступительная статья. Шилов Д. Н. Археографический экскурс

Мемуары Владимира Федоровича Романова «Старорежимный чиновник (из личных воспоминаний от школы до эмиграции, 1874–1920 гг.)» представляют собой машинопись с авторской правкой (477 листов). В настоящее время они находятся в Государственном архиве Российской Федерации (Ф. Р-5881

«Коллекция отдельных документов и мемуаров эмигрантов». Оп. 2. Д. 598).

Данный документ попал в ЦГАОР СССР  после окончания Второй мировой войны в числе документов, принадлежащих Русскому зарубежному архиву в Праге.

Русский зарубежный архив в Праге начал формироваться еще в 1923 г. из личных документов белоэмигрантов. В нем собирались и хранились документы и печатные издания, присылаемые русскими беженцами из всех стран (в том числе и из СССР). В итоге Пражский архив стал культурным институтом мирового значения благодаря усилиям многих тысяч наших соотечественников, политике Чехословацкого правительства, которое в 1921 г. начало проводить

«Русскую акцию» — программу помощи русским эмигрантам, а также международным организациям и меценатам. При этом основная поддержка оказывалась не политическим, а научным и культурным деятелям, что предопределило превращение Праги в «русский Оксфорд». Большинство русских эмигрантов воспринимало Прагу как научную столицу Зарубежной России.

Читать дальше

Вступительная статья к книге: Долгов В. В. Клио и Огюст: очерки исторической социологии. — М. ; СПб.: Нестор-История, 2020. — 372 с. 

Социология — это наука, живущая настоящим, история — прошлым. Что будет, если посмотреть на исторический материал через призму социологических теорий? Книга, которую вы держите в руках, — есть реализация этой идеи.

Куда, с точки зрения современной стратиграфической теории, отнести евнухов султана Сулеймана Великолепного? Upper middle class? Что общего у индейского потлача и «черной пятницы»? Какие социальные лифты действовали в Советском Союзе? Правда ли, что русские и украинцы — братские народы? Использование социологических методов может пролить свет на эти вопросы.

Социология относится к группе учебных и научных дисциплин, называемых общественными. В этом смысле она родственна, например, юриспруденции. Иногда юристов ошибочно именуют гуманитариями. С социологами же этого не случается практически никогда. Причина этого, видимо, в том, что в массовом сознании социология воспринимается как наука, густо замешенная на математике. Во многом так оно и есть: математические методы играют в социологии огромную роль. Однако ими ее научный инструментарий не исчерпывается.

Между тем историю на пару с филологией причисляют к гуманитарным дисциплинам. Акцент в данном случае делается на то, что в центре гуманитарных наук, как следует из самих названий, находится человек, а общественных — общество как целое.

Читать Дальше

ТЕОРИЯ КАК ВВЕДЕНИЕ. Философский метажанр и художественная философия литературы

Из книги: Спивак Р. С. Небесный и земной Космос русской литературы конца XIX — начала XX века. Знаки и смыслы : монография / Р. С. Спивак. — СПб. : Нестор-История. — 2020. — 380 с. ISBN 978-5-4469-1758-7

Теория литературы служит цели вооружить исследователя инструментарием для анализа художественных текстов и литературного процесса. В русской литературе ХХ в. активизируется художественно-философская тенденция. Но в распоряжении исследователя нет специального понятийного аппарата для осмысления в литературе художественно-философской интенции, устойчивых критериев ее наличия. С целью его создания мы вводим понятие метажанра и трех метажанровых структур.

Под метажанром понимается нейтральная по отношению к литературному роду устойчивая межисторическая структура, являющаяся инвариантом ряда исторически сложившихся жанровых образований, объединенных в качестве предмета художественного изображения мира и человека в аспекте соотношения индивидуального и внеличного. Друг от друга разновидности метажанра отличают тип сюжетообразующих оппозиций, логика движения сюжета, пространственно-временная и субъектная организация, построение художественного образа. Своеобразие и целостность каждой разновидности метажанра обусловлены установкой автора на изображение человека преимущественно в свете всеобщего, единичного или особенного, т. е. некой онтологической закономерности бытия, какого-либо феномена нравственной и социальной жизни или специфики (нравственно-бытовой, психологической, идеологической, национальной и т. д.) родственных явлений. Соответственно три разновидности метажанра можно обозначить как метажанры философский, феноменальный и типологический.

Читать дальше

Дневник матери. Предисловие научного редактора, Наталии Таньшиной, к книге: Мемуары маркизы де Ла Тур дю Пен / пер. с французского языка И. В. Шубиной. — М. ; СПб. : Нестор-История, 2020. — 576 с.

История Французской революции, казалось бы, изучена вдоль и поперек. И сейчас уже французские исследователи изучают ночи Революции, животных Революции и даже, уж простите, пятую точку Революции. Однако тема остается неисчерпаемой. Во-первых, по причине того, что проблематика Революции обросла мифами, штампами и стереотипами. Во-вторых, по причине регулярных интерпретаций и реинтерпретаций темы, «поворотов», происходящих в исторической науке. Поскольку для французов Революция — это матрица современной политической культуры Франции, изменения в ее оценке происходят медленно и болезненно. Однако все, даже противники революции как способа трансформации действительности, согласны с тем, что именно Революция явилась событием, сформировавшим современные политико-правовые принципы, ставшие достоянием не только Франции, но и всего человечества.

Мемуары всегда интересно читать, причем как специалисту-историку, для которого это особый вид источника, так и обычному человеку, интересующемуся историей. Тем более это воспоминания, написанные знатной дамой, образованной, наблюдательной, блиставшей при дворе, приближенной к королевской семье и оказавшейся втянутой в революционный водоворот, когда на ее глазах разворачивалась настоящая драма целой страны. Несмотря на то что книга называется «Дневником», это именно воспоминания, поскольку маркиза де Ла Тур дю Пен начала свой литературный труд только в 1820 г. (откуда и название — «Дневник пятидесятилетней женщины»), и предназначался он не читателям вообще, а младшему сыну Эймару, единственному из детей, который ее пережил. Писала свой дневник маркиза на протяжении почти тридцати лет.

Читать дальше

«Как это все опротивело и надоело!..» Александр Контарев. Жажда жить // Литературная газета. 2020. № 34. 26 августа – 1 сентября. С.20-21

Об авторе дневника

Сашка (Александр Филиппович) Контарев родился 19 февраля 1918 года на Луганщине – в деревне Боково-Платово Боково-Антрацитовского района Ворошиловградской области УССР, недалеко от г. Красный Луч. Семья состояла из матери (умерла в 1946 г.), сестры Нади и брата Вити. Отец во время войны находился на Урале, в Копейске, –
видимо, в порядке производственной эвакуации. Перед войной Александр проучился три года в одном из техникумов Харькова – скорее всего, в строительном. Там же, в Харькове, 1 декабря 1939 г. он был призван Кагановическим райовоенкоматом в РККА. Так что война застала Контарева в армии – предположительно в штабе Северо-Кавказского округа.

Военные дневники Контарева охватывают период в три с половиной года, – начиная с 30 апреля 1943 г. и кончая 14 ноября 1946 г. (в первые два года войны Контарев, похоже, дневник не вёл). События, отразившиеся в нём, географически разворачиваются на гигантских просторах от Смоленщины до Восточной Пруссии и Квантунского полуострова в Китае, завершаясь возвращением – через Дальний Восток и Сибирь – в Европейскую часть СССР.

Экштут С. А. Феномен наградного листа, или «Обеспечь, раз я достоин»

Из книги: Экштут С. А. «Нам общая слава России солдатской наградой была» : Наградная практика времен Великой Отечественной войны / С. А. Экштут. — СПб. : Нестор-История, 2019. — 288 с., ил.

Буду ль жив еще? — Едва ли. Тут воюй, а не гадай.
Но скажу насчет медали: Мне ее тогда подай.

Обеспечь, раз я достоин. И понять вы все должны: Дело самое простое – Человек пришел с войны.

Под этими поэтическими строками из поэмы Александра Твардовского «Василий Теркин» подписались бы сотни тысяч фронтовиков: поэт сумел очень метко выразить чаяния простых тружеников Великой Отечественной войны, которые в течение четырех военных лет, не думая о награде, честно делали свое солдатское дело.
Первоначально за подвиги на фронтах Великой Отечественной войны воинов действующей армии, помимо присвоения высшей степени отличия — звания Героя Советского Союза, награждали тремя орденами — Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды и двумя медалями — «За отвагу» и «За боевые заслуги». Право награждения этими орденами и медалями, как и право вручения самих наград в Кремле, принадлежало исключительно Президиуму Верховного Совета СССР.

Прохождение через Москву всей наградной документации, идущей с фронта, занимало слишком много времени. Обстановка в действующей армии менялась быстро, отличившиеся и удостоенные орденов и медалей воины зачастую погибали в боях, так и не успев получить свою заслуженную награду. Поэтому в первые же месяцы войны довоенная наградная практика претерпела качественные изменения.

В издательстве "Нестор-История" готовятся к публикации материалы следственных дел Г.И.Котовского.

Евфимий Васильев Вдовиченко, 23 л., писарский ученик при канцелярии Одесского Уездного Воинского Начальника, православный, грамотный, не судился, живу по Спиридоновской ул. в д. №27. Как-то в первых числах декабря мне нужно было поехать в Кишинев из Оргеева. В 12 часов дня я с другими незнакомыми мне лицами на балагуле отправился в Кишинев. Верстах в 6-7 от Оргеева в лесу мы увидели человек 8-10 мужчин, закутанных башлыками, с ружьями и револьверами. Эти люди шли против нас. Когда они были от нас шагах в 60, с нами поравнялись возвращавшиеся обратно две балагулы с пассажирами, выехавшие из Оргеева минут на 10 раньше нас. На вопро-[л.126об]сы нашего балагальщика [так в рукописи], встречные ничего не ответили. Мы проехали еще шагов 10 вперед, и тогда балагальщик, догадавшись, что к нам навстречу идут грабители, хотел повернуть лошади и возвратиться в Оргеев, но разбойники в это время, находясь от нас шагах в 15, направили дула ружей и приказали стать, грозя в противном случае стрелять. Затем они, окружив нашу балагулу и направляя в нас револьверы, обыскали нас всех пассажиров и отобрали деньги. У меня они вытащили из внутреннего бокового кармана пальто кожаный черный кошелек с 18 р. 24 к. денег. Деньги у меня были такие: три золотых по 5 руб., три серебряных рубля и 24 коп. мелочью. Обыскавши нас, они приказали нам ехать назад в Оргеев и сами направились по дороге к Оргееву. Все разбойники были так закутаны башлыками, что видны были только глаза и немного лица. В одной из трех предъявленных мне фотографических карточек, именно в карточке Григория Котовского, [л.127] я узнаю о[д]ного из разбойников, который был по-видимому атаманом шайки и приказывал другим обыскивать нас пассажиров «тщательно», в двух других карточках я никого из разбойников признать не могу.
[Подпись] Евфимий Вдовиченко

В издательстве "Нестор-История" готовятся к публикации материалы следственных дел Г.И.Котовского.

Я Арон Хаймович Болтянский, 38 лет, мещанин, веры иудейской, под судом не был, живу в г. Оргееве, Сенная улица, в доме Резника. 1 декабря прошлого года, часов около 11 утра – я с четырьмя пассажирами, в числе коих находились – Иван Дудниченко и Анастасия Илкова, выехали из города Оргеева в г. Кишинев в моем экипаже; отъехав от Оргеева около 9 верст, я был остановлен пятью злоумышленниками; они были одеты в батфортах [так в оригинале], пиджаках, причем один из них имел на себе пальто; злоумышленники были вооружены револьверами, ножами и некоторые имели в руках кроме револьверов и ружья; тогда же злоумышленники похитили у Дудниченко – кошелек в 20 рублями, портсигар с папиросами, носовой платок, часы с цепочкой, а у Илковой злоумышленники похитили 30 рублей, дамские часы с цепочкой; у остальных моих пассажиров злоумышленники похитили по три рубля, так как более денег они не имели; в это время подъехала подвода балагульщика Дувида Забраха, с пятью пассажирами, которых те же злоумышленники тоже ограбили, но что именно, не видел; после ограбления тех пассажиров подъехала подвода Аврума Полонского, на коей находилось несколько пассажиров; их злоумышленники тоже ограбили; после этого злоумышленники разрешили нам ехать обратно, что мы и сделали. В числе предъявляемых мне арестантов (предъявляются Григорий Котовский, Прокопий Демянишин, Александр Котоман, Игнатий Пушкарев и Леон Соломон) узнаю хорошо первого из них (Котовского), а так как лицо его во время нападения было открыто, а у остальных злоумышленников лица были прикрыты башлыком; находилась ли на ком-либо из злоумышленников предъявляемая мне одежда (предъявляется одежда, отобранная у Котовского, Демянишина, Котомана, Пушкарева и Бессараб) — не знаю. [л.112об]. Более добавить ничего не имею. Неграмотный (471 ст.уст.уг.суд.).
Судебный Следователь [подпись].