Солонарь В. А. Очищение нации. Насильственные перемещения населения и этнические чистки в Румынии в период диктатуры Иона Антонеску (1940–1944). Предисловие 

Предметом данной книги является политика этнических чисток, проводившаяся румынским правительством с июля 1940 по август 1944 г., в тот период, когда страна была союзницей нацистской Германии. Применяемая в данном контексте синтагма «этническая чистка», вошедшая в обиход после распада Югославии и последовавшей за этим кровавой гражданской войны, может показаться анахронизмом. Тем не менее использование этого термина по отношению к румынской политике начала 1940-х гг. оправдано по той простой причине, что румынские власти регулярно употребляли его применительно к политике в отношении этнических меньшинств страны (в данном случае термины «национальные меньшинства» и «этнические меньшинства» используются как синонимы). Власти применяли термины

«purificarea etnică» или «epurarea etnică» — «этническое очищение» или «этническая чистка», что можно перевести на русский как «этническое очищение» или «этническая чистка».

Недавно было выдвинуто предположение, что термин «этническая чистка» может означать не только насильственное выдворение с какой-либо территории лиц другой этнической принадлежности, но также политику добровольной или принудительной культурной и языковой ассимиляции, поскольку такая политика может привести к созданию гомогенной с этнической и культурной точки зрения нации1. Если даже это развернутое определение применимо в другом контексте, оно может ввести в заблуждение в случае, описываемом в книге. Румыны никогда не использовали это словосочетание в таком «мягком» смысле, термин «этническая чистка» всегда означал для них физическое выдворение из страны лиц другой этнической принадлежности. Более того, такая политика выглядела оправданной в глазах ее сторонников именно потому, что они воспринимали проводившуюся в межвоенный период политику культурной ассимиляции как неудачную. Таким образом, между терминами «очищение» и «ассимиляция» проводилась четкая грань, они даже считались противоположными.

Куликов С. В. Апологет царского чиновничества. Дела и дни Владимира Романова 

Многие поколения российской и зарубежной читающей публики воспринимали и воспринимают царское чиновничество сквозь призму творчества Н. В. Гоголя и особенно М. Е. Салтыкова-Щедрина, хотя, согласно элементарным законам литературного творчества, созданные ими персонажи, даже если они имеют прототипы, относятся не столько к исторической, сколько к искусственной, виртуальной реальности, сотворенной этими гениальными писателями. Между тем революция 1917 г. в высшей степени актуализировала вопрос о степени адекватности Хлестаковых и Угрюм-Бурчеевых дореволюционным реалиям. В августе 1918 г. П. Б. Струве признавался: «В настоящий момент, когда мы живем под властью советской бюрократии и под пятой Красной гвардии, мы начинаем понимать, чем были и какую культурную роль выполняли бюрократия и полиция низвергнутой монархии. То, что у Гоголя и Щедрина было шаржем, воплотилось в ужасающую действительность русской революционной демократии». Струве вторила его бывшая коллега по ЦК Конституционно-демократической партии А. В. Тыркова, которая, уже в эмиграции, писала, что в Российской империи второй половины XIX — начала XX в. «жизнь брала свое, и мало-помалу выработался новый тип чиновника, честного, преданного делу, не похожего на тех уродов дореформенной России, которых описывали Гоголь и Щедрин. Мы их оценили только тогда, когда революция разогнала и искоренила старый служилый класс». Уникальность воспоминаний В. Ф. Романова, предлагаемых вниманию читателей, объясняется тем, что в них мемуарист, отталкиваясь от тех же посылов, что и Струве с Тырковой, попытался создать повествование не только о самом себе, т. е. индивидуальную биографию, но и коллективную биографию царской бюрократии конца XIX — начала XX в., причем всех ее уровней — низшего, среднего и высшего. Воспоминания Романова — в полном смысле слова апология (от древнегреческого «ἀπολογία» — «оправдание»), т. е. произведение, нацеленное на оправдание или защиту когоили чего-либо, в данном случае — на оправдание и защиту старорежимного чиновничества. Оно, однако, под пером Романова предстает перед нами со всеми своими достоинствами и недостатками, в виде реальных, живых людей, а не шаржей, пусть даже гениальных. Причины того, что именно Романов взялся за такую задачу, коренятся в его делах и днях…

Вступительная статья. Шилов Д. Н. Археографический экскурс

Мемуары Владимира Федоровича Романова «Старорежимный чиновник (из личных воспоминаний от школы до эмиграции, 1874–1920 гг.)» представляют собой машинопись с авторской правкой (477 листов). В настоящее время они находятся в Государственном архиве Российской Федерации (Ф. Р-5881

«Коллекция отдельных документов и мемуаров эмигрантов». Оп. 2. Д. 598).

Данный документ попал в ЦГАОР СССР  после окончания Второй мировой войны в числе документов, принадлежащих Русскому зарубежному архиву в Праге.

Русский зарубежный архив в Праге начал формироваться еще в 1923 г. из личных документов белоэмигрантов. В нем собирались и хранились документы и печатные издания, присылаемые русскими беженцами из всех стран (в том числе и из СССР). В итоге Пражский архив стал культурным институтом мирового значения благодаря усилиям многих тысяч наших соотечественников, политике Чехословацкого правительства, которое в 1921 г. начало проводить

«Русскую акцию» — программу помощи русским эмигрантам, а также международным организациям и меценатам. При этом основная поддержка оказывалась не политическим, а научным и культурным деятелям, что предопределило превращение Праги в «русский Оксфорд». Большинство русских эмигрантов воспринимало Прагу как научную столицу Зарубежной России.

Читать дальше

Вступительная статья к книге: Долгов В. В. Клио и Огюст: очерки исторической социологии. — М. ; СПб.: Нестор-История, 2020. — 372 с. 

Социология — это наука, живущая настоящим, история — прошлым. Что будет, если посмотреть на исторический материал через призму социологических теорий? Книга, которую вы держите в руках, — есть реализация этой идеи.

Куда, с точки зрения современной стратиграфической теории, отнести евнухов султана Сулеймана Великолепного? Upper middle class? Что общего у индейского потлача и «черной пятницы»? Какие социальные лифты действовали в Советском Союзе? Правда ли, что русские и украинцы — братские народы? Использование социологических методов может пролить свет на эти вопросы.

Социология относится к группе учебных и научных дисциплин, называемых общественными. В этом смысле она родственна, например, юриспруденции. Иногда юристов ошибочно именуют гуманитариями. С социологами же этого не случается практически никогда. Причина этого, видимо, в том, что в массовом сознании социология воспринимается как наука, густо замешенная на математике. Во многом так оно и есть: математические методы играют в социологии огромную роль. Однако ими ее научный инструментарий не исчерпывается.

Между тем историю на пару с филологией причисляют к гуманитарным дисциплинам. Акцент в данном случае делается на то, что в центре гуманитарных наук, как следует из самих названий, находится человек, а общественных — общество как целое.

Читать Дальше

ТЕОРИЯ КАК ВВЕДЕНИЕ. Философский метажанр и художественная философия литературы

Из книги: Спивак Р. С. Небесный и земной Космос русской литературы конца XIX — начала XX века. Знаки и смыслы : монография / Р. С. Спивак. — СПб. : Нестор-История. — 2020. — 380 с. ISBN 978-5-4469-1758-7

Теория литературы служит цели вооружить исследователя инструментарием для анализа художественных текстов и литературного процесса. В русской литературе ХХ в. активизируется художественно-философская тенденция. Но в распоряжении исследователя нет специального понятийного аппарата для осмысления в литературе художественно-философской интенции, устойчивых критериев ее наличия. С целью его создания мы вводим понятие метажанра и трех метажанровых структур.

Под метажанром понимается нейтральная по отношению к литературному роду устойчивая межисторическая структура, являющаяся инвариантом ряда исторически сложившихся жанровых образований, объединенных в качестве предмета художественного изображения мира и человека в аспекте соотношения индивидуального и внеличного. Друг от друга разновидности метажанра отличают тип сюжетообразующих оппозиций, логика движения сюжета, пространственно-временная и субъектная организация, построение художественного образа. Своеобразие и целостность каждой разновидности метажанра обусловлены установкой автора на изображение человека преимущественно в свете всеобщего, единичного или особенного, т. е. некой онтологической закономерности бытия, какого-либо феномена нравственной и социальной жизни или специфики (нравственно-бытовой, психологической, идеологической, национальной и т. д.) родственных явлений. Соответственно три разновидности метажанра можно обозначить как метажанры философский, феноменальный и типологический.

Читать дальше

Дневник матери. Предисловие научного редактора, Наталии Таньшиной, к книге: Мемуары маркизы де Ла Тур дю Пен / пер. с французского языка И. В. Шубиной. — М. ; СПб. : Нестор-История, 2020. — 576 с.

История Французской революции, казалось бы, изучена вдоль и поперек. И сейчас уже французские исследователи изучают ночи Революции, животных Революции и даже, уж простите, пятую точку Революции. Однако тема остается неисчерпаемой. Во-первых, по причине того, что проблематика Революции обросла мифами, штампами и стереотипами. Во-вторых, по причине регулярных интерпретаций и реинтерпретаций темы, «поворотов», происходящих в исторической науке. Поскольку для французов Революция — это матрица современной политической культуры Франции, изменения в ее оценке происходят медленно и болезненно. Однако все, даже противники революции как способа трансформации действительности, согласны с тем, что именно Революция явилась событием, сформировавшим современные политико-правовые принципы, ставшие достоянием не только Франции, но и всего человечества.

Мемуары всегда интересно читать, причем как специалисту-историку, для которого это особый вид источника, так и обычному человеку, интересующемуся историей. Тем более это воспоминания, написанные знатной дамой, образованной, наблюдательной, блиставшей при дворе, приближенной к королевской семье и оказавшейся втянутой в революционный водоворот, когда на ее глазах разворачивалась настоящая драма целой страны. Несмотря на то что книга называется «Дневником», это именно воспоминания, поскольку маркиза де Ла Тур дю Пен начала свой литературный труд только в 1820 г. (откуда и название — «Дневник пятидесятилетней женщины»), и предназначался он не читателям вообще, а младшему сыну Эймару, единственному из детей, который ее пережил. Писала свой дневник маркиза на протяжении почти тридцати лет.

Читать дальше

27 июля (15 июля ст. ст.) 1841 года погиб Михаил Юрьевич Лермонтов.

Дуэль и смерть

Из книги: Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова: Учебная книга по русской филологии / Г. Г. Граник, Л. А. Концевая, Е. Е. Динерштейн, К. В. Миронова; под общ. ред. Г. Г. Граник. — М. ; СПб. : Нестор-история, 2011. — 228 с.

…Дуэль и смерть. Описывать трагические события всегда непросто. Но трудность не только в этом. Реальность произошедшего затуманена, а порой и искажена большим количеством мифов. Один из самых устойчивых — миф об «убийце» Мартынове, который не просто застрелил на дуэли прогрессивного поэта Лермонтова, а сделал это подстрекаемый находящимися в Пятигорске великосветскими заговорщиками. Те же, в свою очередь, были марионетками, которых «дергала за ниточки» петербургская знать во главе с Бенкендорфом и чуть ли не с самим царем.

Венцом вымыслов является миф о запрятанном в кустах стрелке. В нашей стране было время (30—50-е годы ХХ века), когда в обстановке всеобщего недоверия народ пугали всевозможными заговорами, иногда извлекая их даже из других веков. Так и появилась версия, что в Лермонтова стрелял не Мартынов, а наемный убийца.

Давайте попробуем восстановить то, что произошло в Пятигорске в трагические июльские дни 1841 года.

14 июля. День взятия Бастилии

Фрагмент из книги: Мемуары маркизы де Ла Тур дю Пен / пер. с французского языка И. В. Шубиной. — М. ; СПб. : Нестор-История, 2020. — 576 с.

13-14 июля 1789 года

…13 июля я отослала верховых лошадей с английским конюхом, почти не говорившим по-французски, и приказала ему проехать через Париж, чтобы захватить вещи, в которых он нуждался. Я упоминаю об этой мелочи в подтверждение того, что мы не имели ни малейшего представления о событиях, которые должны были случиться в Париже на следующий день. Говорили только о беспорядках у дверей нескольких булочников, которых народ обвинил в фальсификации муки. Присутствие небольшой армии, собранной на поле Гренель и на Марсовом поле, успокаивало двор, и, хотя там каждый день происходило дезертирство, это никого не тревожило.

Мое личное положение позволяло мне узнавать обо всём; господин де Лалли, влиятельный член Учредительного собрания, проживал в домике в Зверинце вместе со мной и тетушкой; я каждый день ездила ужинать в Версаль к госпоже де Пуа, муж которой, капитан гвардии и член Учредительного собрания, видел короля каждый вечер при отходе ко сну или при отдаче приказаний; если подумать обо всем этом, то остается только удивляться тому, что я сейчас расскажу.

Мое личное положение позволяло мне узнавать обо всём; господин де Лалли, влиятельный член Учредительного собрания, проживал в домике в Зверинце вместе со мной и тетушкой; я каждый день ездила ужинать в Версаль к госпоже де Пуа, муж которой, капитан гвардии и член Учредительного собрания, видел короля каждый вечер при отходе ко сну или при отдаче приказаний; если подумать обо всем этом, то остается только удивляться тому, что я сейчас расскажу.

10 июля. День победы русской армии над шведами в Полтавском сражении в 1709 г. 

Полтавская битва

Из книги: Лапин В. В. Полтава — российская слава: Россия в Северной войне 1700–1721 гг. — СПб.: Нестор-История, 2009. – 332 с. ISBN 978-5-98187-326-3

В исторической литературе упоминается о том, что обе стороны (номинальные командующие — Шереметев и Реншильд) договорились о месте и времени сражения: 29 июня «на полях Полтавских», «причем утвердили за паролем военным, чтобы до оного сроку никаких поисков через партии и подъезды внезапными набегами от обеих армий не чинить». Но 25 июня перебежчик — унтер-офицер Семеновского полка — напугал шведского короля известием о приближении несметного по численности калмыцкого войска. Он передал, будто бы царь сказал, что «…когда придут калмыки, то до генеральной баталии не допустят и всю армию Его Королевскую могут по рукам разобрать».

Король приказал готовиться к бою 27 июня, запретив Реншильду даже напоминать ему о существующей договоренности. Приготовления шведов не остались незамеченными, русская армия также стала готовиться к предстоящему сражению. Сам факт этого договора означал, что Петр I уже одержал одну большую победу: Карл XII тем самым признавал русского царя равным себе, а не варваром. Русский главнокомандующий признавался человеком, способным держать слово, а не коварным предводителем «скифов». И слово дворянина нарушил шведский король, отдавая приказ о передвижении войск без уведомления о том своих противников, которые это слово держали. О происхождении этой истории будет сказано далее.

Шведский план боя во многом основывался на превосходстве в маневрировании, которое до того времени часто позволяло скандинавам выигрывать сражения даже в невыгодных для них условиях.