Иона во чреве политики
Рецензия на книгу: Д.Д. Гримм. Воспоминания: Из жизни Государственного совета 1907 – 1917 гг. / подг. текста и коммент. А.В. Воронежцева, М.В. Ковалева, В.С. Мирзеханова, Т.К. Шор; вступ. ст. М.В. Ковалева, Т.К. Шор. СПб.: Нестор-История, 2017. 272 с.
«Уравновешенная и умудренная жизненным опытом атмосфера Государственного совета»… «Два демона зараз владели душою С.Ю. Витте: всепожирающий инстинкт властолюбия и крайний, чисто ницшеанский эгоцентризм, не знавший и не признававший
никаких моральных сдержек. На службе у этих двух демонов состояли живой, практический ум, сильная, непреклонная воля и необузданный темперамент его» (с. 149, 107)… У читателя может сложиться впечатление, что автор приведенных цитат почтенный консерватор, последователь экс-министра внутренних дел Петра Дурново, как раз в те годы возглавлявшего охранителей в госсовете. В реальности эти слова принадлежали Давиду Гримму (1864–1941), профессору-юристу, специалисту по римскому праву, ректору Императорского Санкт-Петербургского университета, кадету по политическим убеждениям (в 1905 г. вступил в партию), который состоял в очень сложных отношениях с начальством в лице сторонника консервативной политики в области образования министром народного просвещения Львом Кассо. Несмотря на оппозиционность (в 1890-е гг. ученый находился в поле зрения Департамента полиции), он был избран в состав Государственного совета от Академии наук и российских
университетов.
Как вспоминал сам Гримм, на момент начала его новой работы левых в составе верхней палаты насчитывалось всего 18 человек. К ним относились «представители ученой курии, некоторые представители земств, один из представителей дворянства (князь И.Г. Чавчавадзе) и один представитель от торгово-промышленной курии (П.О. Гукасов)» (с. 82). В основном преобладали парламентарии от центра (93 сенатора) или правые (85). Поэтому можно лишь представить масштабы непростой ситуации, в которой оказался мемуарист. Напомню, что для членов совета нередко неприемлемой становилась уже
политика Петра Столыпина (спор против учреждения земств в западных губерниях в марте 1911 г.).
Тем не менее, изменения внутри Государственного совета происходили. Если первоначально, свидетельствовал ученый, в нем нельзя было думать о политической борьбе в традиционном понимании, что усугублялось не только составом, но и ограниченными правами (отсутствием законодательной инициативы), то в дальнейшем, за счет выбранных, а не назначенных властью сенаторов возникли новые практики.
Последнее, впрочем, нивелировалось новым изменением его состава («чисткой», как назвал ее Гримм) в январе 1917 года, вновь усилившей консервативные позиции (с. 200–208).
Автор вспоминал об одной такой неудачной попытке политической инициативы, связанной со Столыпиным. Профессор обратился к нему, как министру внутренних дел,
чтобы, несмотря на напряженную атмосферу, вызванную активными действиями студентов-радикалов, неоднократно срывавшими занятия, вывести с территории университета полицию, так как ее дежурства «цели не достигают и, в конечном счете, только превращают университет в пустыню» (с. 122).
Во время заседания госсовета, на котором присутствовал премьер-министр, мемуарист попросил доложить о себе. Гримма тотчас же приняли, и он предложил, чтобы «полиция была удалена из помещений университета, отведенных для учебных целей, и явилась бы туда только по моему вызову. Я же, со своей стороны, брал на себя обязательство не уклоняться от подобного вызова, если бы вновь повторились прежние безобразия (…) и
выяснилась бы невозможность собственными средствами восстановить порядок» (с. 123).
Глава правительства согласился с сенатором и обещал переговорить по этому поводу с Кассо. Вскоре «один из чинов Государственной канцелярии подошел к нему и предупредил (…), что сейчас начнется голосование, ради участия в котором он,
собственно, и приехал на заседание, Столыпин заколебался и не знал, как ему поступить. С одной стороны, ему, видимо, не хотелось оборвать разговор, не дослушав меня до конца; с другой стороны, он не хотел пропустить момент голосования. Для меня, конечно, представлялось очень важным довести разговор до конца. В полушутливой форме я обратил его внимание на то, что наши с ним голоса при голосовании обязательно разойдутся, так что участие нас обоих в голосовании окончательного результата не изменит; поэтому безразлично, примем ли мы в нем участие или нет. Он усмехнулся, и голосование произошло без нашего участия» (с. 124).
К сожалению, уход полиции спровоцировал новый виток студенческого терроризма, и Гримму оставалось «только доложить Совету университета, что я при сложившихся
обстоятельствах не могу протестовать против нового появления ее, так как чувствую себя ответственным за жизнь и здоровье учащих и учащихся в университете. Совет университета с этим согласился» (с. 125).
Опасение за безопасность не были лишены оснований. Тогда, для срыва занятий студентами (их Гримм называл «обструкционистами»), использовалась «химическая
обструкция», в ходе которой в помещениях университета распылялись различные вещества с сильным неприятным запахом (с. 119).
Сложно сказать, насколько продуктивной стала бы в итоге либерализация Государственного совета, если бы в нем возобладали сторонники Гримма. И дело здесь не только в том, что история не терпит сослагательного наклонения (что само по себе уже сомнительное утверждение), а в степени радикализации отечественных либеральных и демократических течений. Как справедливо отмечал исследователь русской философской
и общественной мысли Анджей Валицкий, еще в XIX в. социум не мог демаркировать различие не только между классическим либерализмом и буржуазным демократизмом, но и способствовал объединению потенциальных либералов и потенциальных радикалов. Важнее, как представляется, взгляд и оценка умеренных и консервативных практик со стороны либерала, наблюдающего их не извне, а изнутри происходящих процессов и
способного достаточно объективно оценивать своих оппонентов. Думается, переиначив известный библейский сюжет, его можно сравнить с пророком Ионой, проглоченным не китом, а левиафаном политики.
Источник:
А. Мартынов. Иона во чреве политики // Посев. 2023. № 4. С. 60–61.
никаких моральных сдержек. На службе у этих двух демонов состояли живой, практический ум, сильная, непреклонная воля и необузданный темперамент его» (с. 149, 107)… У читателя может сложиться впечатление, что автор приведенных цитат почтенный консерватор, последователь экс-министра внутренних дел Петра Дурново, как раз в те годы возглавлявшего охранителей в госсовете. В реальности эти слова принадлежали Давиду Гримму (1864–1941), профессору-юристу, специалисту по римскому праву, ректору Императорского Санкт-Петербургского университета, кадету по политическим убеждениям (в 1905 г. вступил в партию), который состоял в очень сложных отношениях с начальством в лице сторонника консервативной политики в области образования министром народного просвещения Львом Кассо. Несмотря на оппозиционность (в 1890-е гг. ученый находился в поле зрения Департамента полиции), он был избран в состав Государственного совета от Академии наук и российских
университетов.
Как вспоминал сам Гримм, на момент начала его новой работы левых в составе верхней палаты насчитывалось всего 18 человек. К ним относились «представители ученой курии, некоторые представители земств, один из представителей дворянства (князь И.Г. Чавчавадзе) и один представитель от торгово-промышленной курии (П.О. Гукасов)» (с. 82). В основном преобладали парламентарии от центра (93 сенатора) или правые (85). Поэтому можно лишь представить масштабы непростой ситуации, в которой оказался мемуарист. Напомню, что для членов совета нередко неприемлемой становилась уже
политика Петра Столыпина (спор против учреждения земств в западных губерниях в марте 1911 г.).
Тем не менее, изменения внутри Государственного совета происходили. Если первоначально, свидетельствовал ученый, в нем нельзя было думать о политической борьбе в традиционном понимании, что усугублялось не только составом, но и ограниченными правами (отсутствием законодательной инициативы), то в дальнейшем, за счет выбранных, а не назначенных властью сенаторов возникли новые практики.
Последнее, впрочем, нивелировалось новым изменением его состава («чисткой», как назвал ее Гримм) в январе 1917 года, вновь усилившей консервативные позиции (с. 200–208).
Автор вспоминал об одной такой неудачной попытке политической инициативы, связанной со Столыпиным. Профессор обратился к нему, как министру внутренних дел,
чтобы, несмотря на напряженную атмосферу, вызванную активными действиями студентов-радикалов, неоднократно срывавшими занятия, вывести с территории университета полицию, так как ее дежурства «цели не достигают и, в конечном счете, только превращают университет в пустыню» (с. 122).
Во время заседания госсовета, на котором присутствовал премьер-министр, мемуарист попросил доложить о себе. Гримма тотчас же приняли, и он предложил, чтобы «полиция была удалена из помещений университета, отведенных для учебных целей, и явилась бы туда только по моему вызову. Я же, со своей стороны, брал на себя обязательство не уклоняться от подобного вызова, если бы вновь повторились прежние безобразия (…) и
выяснилась бы невозможность собственными средствами восстановить порядок» (с. 123).
Глава правительства согласился с сенатором и обещал переговорить по этому поводу с Кассо. Вскоре «один из чинов Государственной канцелярии подошел к нему и предупредил (…), что сейчас начнется голосование, ради участия в котором он,
собственно, и приехал на заседание, Столыпин заколебался и не знал, как ему поступить. С одной стороны, ему, видимо, не хотелось оборвать разговор, не дослушав меня до конца; с другой стороны, он не хотел пропустить момент голосования. Для меня, конечно, представлялось очень важным довести разговор до конца. В полушутливой форме я обратил его внимание на то, что наши с ним голоса при голосовании обязательно разойдутся, так что участие нас обоих в голосовании окончательного результата не изменит; поэтому безразлично, примем ли мы в нем участие или нет. Он усмехнулся, и голосование произошло без нашего участия» (с. 124).
К сожалению, уход полиции спровоцировал новый виток студенческого терроризма, и Гримму оставалось «только доложить Совету университета, что я при сложившихся
обстоятельствах не могу протестовать против нового появления ее, так как чувствую себя ответственным за жизнь и здоровье учащих и учащихся в университете. Совет университета с этим согласился» (с. 125).
Опасение за безопасность не были лишены оснований. Тогда, для срыва занятий студентами (их Гримм называл «обструкционистами»), использовалась «химическая
обструкция», в ходе которой в помещениях университета распылялись различные вещества с сильным неприятным запахом (с. 119).
Сложно сказать, насколько продуктивной стала бы в итоге либерализация Государственного совета, если бы в нем возобладали сторонники Гримма. И дело здесь не только в том, что история не терпит сослагательного наклонения (что само по себе уже сомнительное утверждение), а в степени радикализации отечественных либеральных и демократических течений. Как справедливо отмечал исследователь русской философской
и общественной мысли Анджей Валицкий, еще в XIX в. социум не мог демаркировать различие не только между классическим либерализмом и буржуазным демократизмом, но и способствовал объединению потенциальных либералов и потенциальных радикалов. Важнее, как представляется, взгляд и оценка умеренных и консервативных практик со стороны либерала, наблюдающего их не извне, а изнутри происходящих процессов и
способного достаточно объективно оценивать своих оппонентов. Думается, переиначив известный библейский сюжет, его можно сравнить с пророком Ионой, проглоченным не китом, а левиафаном политики.
Источник:
А. Мартынов. Иона во чреве политики // Посев. 2023. № 4. С. 60–61.
