Непредусмотренные свидетельства. Авторы этой книги не рассчитывали, что их напечатают. Новая газета 2021.06.06

Авторы этой книги не рассчитывали, что их напечатают.
Более того, ведение дневников тогда не только не поощрялось, но и наказывалось. Хотя если ты начальник особого отдела фронта, то кто тебя остановит?


Дневник попавшего в окружение и погибшего там комиссара госбезопасности Шебалина был захвачен противником, переведен, распространен среди германского командования, вызвал потрясение у прочитавших, был снова переведен — уже на русский, внимательно прочитан и надежно засекречен. И, наконец, выдернут из архива, опубликован, откомментирован…


Двенадцать авторов дневников. Совсем разные люди, разная война. Штрафник, солдат-окопник, коллаборационист…



Неожиданная во многом война. Не такая.


Четыре больших фрагмента этих дневников были опубликованы в «Новой». Мне выпало готовить их к печати; свидетельствую: сокращение «необязательных», «ненужных» мест делало текст стройнее и логичнее, обязательнее, так сказать, но необратимо портило, порой даже убивало этот материал. В книге все выглядит по-другому.


Ужас. Горечь потерь. Жертвы, в том числе напрасные.

Годы проходят, десятилетия, «Скоро, кроме нас, уже не будет никого, кто вместе с ними слышал первую тревогу…» — написал поэт Дмитрий Сухарев, а теперь даже это поколение — сыновей! — уходит. И кому какое сейчас дело, сколько их там было, под Волоколамском, двадцать восемь или не двадцать восемь. Или всё — от первой до последней буквы — придумано спецкором «Красной звезды», на месте так и не побывавшим? Памятник огромный стоит? Значит — было. Мединский, герой нашего времени, он прав. Он не обращает внимания на вскрики врагов из подворотни, он делает то, что считает своим делом. Пишет книги, ставит памятники, возводит храмы… Что-то не получается, не без этого; не удалось, скажем, икону со Сталиным протащить, ничего, в следующий раз получится…

Война закончится не тогда, когда будет найден и похоронен ее последний солдат — этого, увы, не произойдет. Война закончится тогда, когда перестанут появляться такие вот книги, подобные этой, книги, которые разрушают стройную картину мира — своей необязательностью как раз, немонументальностью постройки.


Но такие книги появляются, что обнадеживает.

Документальные, с сотнями ссылок, сносок, раздражающих неуместностью наблюдений, так не совпадающих с тем, что щедро получаем мы в официальных музеях.


Был я как-то в Берлине в Карлхорсте, где был подписан Акт о безоговорочной капитуляции Германии. Рядом стоит линейка боевой «техники Победы»… Поразила знаменитая «Катюша», установленная на грузовике… ЗИЛ. Ну, правда, не подлинный же студебеккер сюда тащить, а в этих аббревиатурах (ЗИЛ не ЗИЛ, кто знает, в каком году завод переименован?). Сойдет!..


Сойдет?



«…3 октября 1941 г. я спал в землянке. Встал в 7.30. Кричат, что прибыл тов. Колесников. Я поехал поэтому во второй эшелон. Мы обменялись мнениями о наступлении противника. Позорно, что враг снова одержал победу, прорвал позицию 13 армии, занял г. Кромы… Отрезает нас. Занял на нашем участке фронта несколько деревень. В 12.00 мы выехали на участок 258-й дивизии, где провели 2 часа, чтобы затем вечером возвратиться в Т. Огонь нашей артиллерии силен, пехота готовится к атаке. Есть приказ возвратить потерянные позиции. Вечером, когда я пишу эти строки, положение еще не прояснилось. Подразделение связи работает плохо. Штаб то же самое. В тылу сидят трусы, которые уже приготовились к отступлению. О боже, сколько льстецов здесь. К. говорит, что в Орле НКВД уже эвакуируется. Но от нас до Орла еще 150 километров! Что за путаница, что за беспомощность! Если бы была здесь твердая рука! Хорошо продуманный штурм — и немцы побегут без оглядки. Их силы в сравнении с нашей армией, видимо, истощены, и наше отступление кажется немцам отчасти неожиданностью…»


Тот самый начальник особого отдела фронта. Пишет в день и на участке, где началась немецкая операция «Тайфун», едва не стоившая нам столицы. А уж про число потерь, понесенных нами под Брянском и Вязьмой, мировая военная история молчит. Потому что сравнивать не с чем…

Через два дня он погиб.

Павел Гутионтов, обозреватель

Источник