Бухарин М.Д. Военные востоковедные школы в контексте внешней и военной политики российского государства в конце XIX ‒ начале ХХ века. // Ориенталистика. 2020;3(4):1189-1201

Военные востоковедные школы в контексте внешней и военной политики Российского государства в концеXIX ‒ начале ХХ века. [Рец. на:] Басханов М. К. История изучения восточных языков в русской императорской армии. СПб.: Нестор-История, 2018. 632 с.

АННОТАЦИЯ
Территориальное расширение Российской империи вызвало насущную потребность по изучению народов, как вошедших в состав России, так и оказавшихся ее соседями. Особую роль в этом процессе играли военные, служившие на границах империи. Со второй половины XVIII в. в России развивается система преподавания восточных языков в военных учебных заведениях. В монографии М. К. Басханова «История изучения восточных языков в русской императорской армии» (СПб.: Нестор–История; 2018) исчерпывающе реконструируется история 24 военных учебных заведений, в которых преподавались восточные языки, раскрываются сильные и слабые стороны учебных планов, основные результаты, достигавшихся военным востоковедением на том или ином этапе его развития. Особое внимание автор уделяет проектам в области учебного востоковедения, так и оставшимся не реализованными. Основной вывод автора состоит в том, что значительный интеллектуальный потенциал военного востоковедения не был использован в полной мере – ни в царское время, ни в советское. Монография М. К. Басханова является значительным достижением современной исторической науки, на долгое время она останется настольной книгой для историков Востока, специалистов по внешней политике России XVIII‒XX вв.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА
Военное востоковедение, восточные языки, военные учебные заведения, русская императорская армия, архивы Keywords: Schools, Russian, military, Oriental studies, in, languages, Eastern, Russian Imperial army, archives

Для цитирования:
Бухарин М.Д. Военные востоковедные школы в контексте внешней и военной политики российского государства в конце XIX ‒ начале ХХ века. [Рец. на:] Басханов М. К. История изучения восточных языков в русской императорской армии. СПб.: Нестор–История, 2018. 632 с. Ориенталистика. 2020;3(4):1189-1201. https://doi.org/10.31696/2618-7043-2020-3-4-1189-1201

For citation:
Bukharin M.D. Military Orientologist Schools in the Context of the Foreign and Military Policy of the Russian State in the Late 19th ‒ early 20th Centuries. [Review on:] Baskhanov M. K. A History of the Study of Eastern Languages in the Russian Imperial Army. Saint-Petersburg: Nestor-istoria, 2018. 632 p. Orientalistica. 2020;3(4):1189-1201. (In Russ.) https://doi.org/10.31696/2618-7043-2020-3-4-1189-1201

Восток являлся не менее важным фактором в развитии Российского государства, чем Запад, если не бóльшим. С XVI столетия Россия интенсивно «прирастала» территориями, расположенными восточнее своих исторических центров, что вынуждало ее не только изучать новые земли и их население, но и защищать их. Наиболее эффективной защита земель всегда становилась тогда, когда потенциальный противник хорошо известен. Приблизительно в таком контексте ‒ вполне практических потребностей ‒ развивалось российское востоковедение.

Освоение и изучение Востока проходило в значительной степени силами военнослужащих. Военными были такие выдающиеся путешественники-востоковеды, внесшие значительный вклад в развитие географии, геологии, биологии и других научных дисциплин, как Н. М. Пржевальский, М. В. Певцов, В. И. Роборовский, П. К. Козлов и ряд других. В семье крупного военного вырос выдающийся исследователь Востока академик С. Ф. Ольденбург. Военным был и русский консул в Кашгаре Н. Ф. Петровский, деятельность которого в значительной степени способствовала развитию целого ряда востоковедных дисциплин.

Однако уже в XVIII в. в армейской среде ощущалась острая необходимость развития собственного штата специалистов: не просто военных, вышедших в отставку со строевой службы и посвятивших себя занятиям восточной историей и языками, а военных востоковедов ‒ знатоков языка, обычаев, народов, государственного устройства, обладающих профессиональными армейскими навыками и знаниями, деятельность которых ориентирована, прежде всего, на удовлетворение потребностей действующей армии, причем не только в период развития боевых действий.

Значительная протяженность России в восточном направлении и наличие крупных территориальных центров со своими особенностями исторического развития, через которые проходила российская граница ‒ Кавказ, Средняя и Центральная Азия, Сибирь и Дальний Восток, и важность военного фактора в российской истории в ее восточном измерении обусловили значительную роль армейского востоковедения в реализации внешней политики на протяжении полутораста лет ее императорского периода. Важнейшему аспекту развития армейского востоковедения ‒ организации преподавания и изучения восточных языков в армейской среде посвящено монографическое исследование Михаила Казбековича Басханова «История изучения восточных языков в русской императорской армии» [1] (рис. 1).

М. К. Басханов ‒ крупный историк военного востоковедения. Его перу принадлежит несколько значительных исследований историко-биографической, источниковедческой и аналитической направленности [2; 3; 4; 5; 6; 7]. История востоковедения и история армии изучаются очень интенсивно, ежегодно выходит множество работ книжного и статейного формата, в которых рассматривается тот или иной аспект изучения той или иной востоковедной дисциплины как в российских [8], так и в зарубежных [10] изданиях, реконструируются биографии или иные аспекты истории науки. Среди этого множества работ новая работа М. К. Басханова, определенно, будет значительно выделяться: уровень анализа, глубина исчерпанности темы, сочетание источниковедческой и аналитической направленности на долгое время сделают данную работу настольной книгой любого историка армии и науки.

Нет нужды детально пересказывать содержание монографии М. К. Басханова, следует лишь коротко сказать, что книга подготовлена в соответствии с четкой продуманной структурой. В ней представлена история 24 учебных учреждений, в которых велась подготовка армейских востоковедных кадров, а также проанализированы проекты учреждений, которые по тем или иным причинам не были воплощены в жизнь. История каждого учреждения реконструирована по определенной модели, в которой удачно сочетаются институциональный и личностный подходы. Анализируются причины, приведшие к формированию того или иного учебного заведения, учебный план ‒ его сильные и слабые стороны, показана деятельность наиболее выдающихся преподавателей и выпускников. Развитие учебных заведений встроено в общеисторический контекст влияния внутренне- и внешнеполитических факторов.

В книге в 17 приложениях опубликованы важнейшие документы по истории преподавания восточных языков в армии, подробный указатель имен собственных значительно облегчает работу с книгой и дает возможность использовать ее не только как собрание наблюдений и выводов по истории военного востоковедения, но и как энциклопедию персоналий.

Не будет лишним сказать о высоком уровне полиграфического исполнения книги и о наличии в рецензируемом издании иллюстративного ряда, замечательного не только с эстетической точки зрения, но и информативного. Сухие строки документов оживают, обращаясь в портреты конкретных действующих лиц, здания и пейзажи ‒ места действия описываемых событий, знаки отличия.

Как представляется, основным (но, конечно, не единственным) достоинством книги М. К. Басханова, анализу которых может и должна быть посвящена не одна, а несколько рецензий, является то обстоятельство, что основной сюжет рецензируемой работы позволяет увидеть многие особенности развития российского государства, казалось бы, не связанные напрямую с организацией преподавания и изучения восточных языков в армии.

В этой связи вовсе не праздным может показаться вопрос об основном сюжете книги и ее названии: истории изучения восточных языков в Русской императорской армии или истории их преподавания. В большей степени книга сосредоточена на архивных материалах, которые полностью реконструируют организационные усилия государства (в некоторых случаях ‒ и частных лиц) по формированию учреждений, в которых преподавались восточные языки (и не только они) для офицеров императорской армии. Изучение языков слушателями тех или иных учебных заведений является важным, но далеко не единственным сюжетом монографии М. К. Басханова. Краткие экскурсы в историю практической деятельности наиболее заметных персоналий, упоминаемых в книге, занимают не меньше места, чем сюжеты, связанные непосредственно с изучением языков. С другой стороны, книга не посвящена истории военного востоковедения в целом ‒ этот сюжет слишком широк для издания даже более чем в 600 страниц. М. К. Басханов использует архивный материал по истории научной и иной практической работы военных востоковедов очень умеренно, лишь намечая те или иные направления возможных исследований. Ориентирами для их развития служат подробные архивные шифры, щедро и точно расставленные по всему объему издания.

Можно сказать, что фактическое содержание книги шире и глубже названия. С одной стороны, речь идет не только (а, может быть, и не столько) об изучении восточных языков, сколько об их преподавании. Возможно, более точным названием книги было бы «История обучения/ преподавания восточных языков в русской императорской армии». Действительно, за целеполагание в данном вопросе отвечало государство, но не собственно изучающие языки. В значительной степени, как выявляет исследование М. К. Басханова, именно изменение взглядов на главные цели преподавания восточных языков в армейской среде и диктовало развитие институциональных форм преподавания.

С другой стороны, значительное внимание в книге уделяется тем побудительным мотивам, которые стимулировали развитие системы востоковедного образования в армейской среде: внешнеполитической обстановке, состоянию системы подготовки офицеров в целом, экономической составляющей обучения восточным языкам, возможностям применения полученных знаний (это один из важнейших аспектов исследования). В этом отношении книга имеет исключительное достоинство: в, казалось бы, относительно частном вопросе ‒ организации системы преподавания восточных языков ‒ проявляются особенности развития многих важнейших аспектов военного ведомства и военного дела в России в целом. «Изучение» же, обозначенное в названии, определенно сужает исследовательскую палитру автора. Возможно, на формулировку названия книги повлияло название одного из базовых документов в истории военного востоковедения ‒ «Положение об изучении офицерами восточных языков» (1911). Если книга будет готовиться к переизданию, возможно, имеет смысл уточнить ее заглавие¹.

Центральной частью издания, безусловно, является глава VIII «Военно-востоковедная реформа: дискуссия и мероприятия» [1, c. 324‒393]. Она занимает в книге и в прямом, и в переносном смысле слова центральное место. Завершается она историей разработки приказа по военному ведомству от 9 сентября 1911 г. № 410, содержавшего «Положение об изучении офицерами восточных языков». В этой же главе содержится один из главных выводов всего исследования: «Так печально закончился один из самых интересных эпизодов истории русского военного востоковедения, в котором блестящий живой поток идей и мнений столкнулся с мертвящей атмосферой штабных канцелярий. Дела военно-востоковедной реформы были сданы в архив, а многие идеи и мысли преданы забвению» [1, c. 392].

Другой важнейший вывод исследования, выходящий далеко за пределы и истории собственно военного востоковедения, и за рамки императорского периода, сделан в главе Х при изложении истории Ташкентской офицерской школы восточных языков (1909‒1914). Подводя итог конфликту между И. Д. Ягелло и его оппонентами, прежде всего – К. Блюмером, М. К. Басханов справедливо акцентирует внимание на расколе классической системы востоковедения на два противоборствующих лагеря ‒ академическую науку и практическое востоковедение ‒ и заключает: «…события 1910‒1911 гг. вокруг Ташкентской офицерской школы выявили еще одну проблему русского военного востоковедения ‒ пагубность практики самоизоляции от академической военной науки, попытки развивать целые отрасли научного знания собственными ведомственными силами, пусть и хорошо подготовленными и даже талантливыми» [1, c. 427].

В той же тональности автор формулирует заключение о деятельности Н. Н. Стромилова ‒ пионера теоретической разведки: «Так завершилась история с созданием первого в России учебного пособия по разведке, автор которого опередил свое время, но не смог пробить стену штабного бюрократизма и удушающего формализма» [1, c. 487].

Неспособность и нежелание российского государства использовать собственный интеллектуальный потенциал проиллюстрированы М. К. Басхановым на примере истории военного востоковедения с безжалостной ясностью. Очевидно, что военное востоковедение ‒ лишь одна из сфер как военной политики российского государства, так и иных направлений его деятельности, в которых блестящие возможности или не нашли применения вовсе, или были использованы в минимальной степени.

Научная значимость исследования М. К. Басханова заключается не только, а, может быть, и не столько в детальной реконструкции истории отдельных военно-востоковедных школ, восстановлении и анализе контекста их возникновения и развития, сколько в том, что в их истории показаны более глобальные явления ‒ функционирование российской государственной системы со всеми ее плюсами и минусами. Военные востоковедные школы в данном случае выступили в роли лакмуса, в котором высветились особенности развития Российского государства, прежде всего, внешней и военной политики, в конце XIX ‒ начале ХХ в.

Работа М. К. Басханова представляется совершенно исключительным явлением с точки зрения полноты охвата источников и исследовательской литературы. Фундированность работы не только не вызывает никаких сомнений, но может служить эталоном. К спектру задействованных источников можно, однако, добавить материалы «гражданских» ведомств ‒ частную переписку академических востоковедов, в которых затрагиваются вопросы развития востоковедения армейского. К таковым относится, в частности, письмо В. В. Бартольда Н. Я. Марру, отправленное из Ташкента 2 июня 1904 г. [10]. Этот документ имеет, вероятно, прямое отношение к дискуссии между С. Ф. Ольденбургом и В. В. Бартольдом относительно методов преподавания восточных языков в целом и по вопросу об организации высшей школы востоковедения в частности. К анализу этого вопроса и споров двух крупнейших российских востоковедов М. К. Басханов обращается на с. 141‒142, опираясь на публикации 1902 г. Содержание письма Бартольда к Марру середины 1904 г., как кажется, несколько отличается от тональности публикаций 1902 г.: Бартольд жалуется Марру на невнимание врио Туркестанского генерал-губернатора А. С. Галкина к ослаблению работ по археологии, на то, что в разговоре с Галкиным Бартольду пришлось приводить именно такие практические доводы в пользу развития востоковедения как война, которая, по мнению Бартольда, определяла не только уровень развития российского востоковедения, но и науки в целом. С очевидным сожалением пишет Бартольд и о том, что у местной власти имеются «очередные вопросы», решение которых более насущно, чем открытие университета в Ташкенте. Определенно, в письме к Марру Бартольд выступил в пользу той точки зрения, которая, судя по изложению М. К. Басхановым, в 1902 г. ему представлялась неверной, а именно ‒ в пользу развития крупных научных центров на «окраинах» Российской империи.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

↑1. Басханов М. К. История изучения восточных языков в русской императорской армии. СПб.: Нестор-История, 2018. 632 с.

↑2. Басханов М. К. Русские военные востоковеды до 1917 года. Биобиблиографический словарь. М.: Восточная литература; 2005. 295 с.

↑3. Басханов М. К. Армянский вопрос в Турции в материалах русского Генерального штаба. Ankara: Türk Tarih Kurumu; 2013. X, 637 с.

↑4. Басханов М. К. «У ворот английского могущества»: А. Е. Снесарев в Туркестане, 1899‒1904. СПб.: Нестор-История; 2015. 325, [1] с.

↑5. Басханов М. К., Колесников А. А. Накануне Первой мировой: русская военная разведка на турецком направлении: документы, материалы, комментарии. Тула: [б. и.]; 2014. 337, [6] с.

↑6. Басханов М. К., Колесников А. А., Матвеева М. Ф. Дервиш Гиндукуша: путевые дневники Центральноазиатских экспедиций генерала Б. Л. Громбчевского. СПб.: Русское географическое ощество; 2016. 374, [1] с.

↑7. Басханов М. К., Шевельчинская С. Л. «И с казачьего пикета был уж виден Гималай». Памир в фотообъективе поручика Павла Родственного. СПб.: Нестор-История; 2019. 440 c.

↑8. Полянская О. К. Востоковедное образование России в начале XX в.: деятельность А. М. Позднеева по подготовке монголоведов-практиков // Ученые записки ЗабГУ. 2016. Т. 11. № 6. С. 143-148 (Сер. Профессиональное образование, теория и методика обучения).

↑9. Дыбовский А. С. Японоведение в Практической восточной академии при Императорском обществе востоковедения (1910−1917) // Osaka University Knowledge Archive. 2018. № 44. С. 243‒261.

↑10. Письмо В. В. Бартольда Н. Я. Марру. 2 июня 1904 г. // Cанкт-Петербургский филиал Архива РАН. Ф. 800. Оп. 3. Д. 82. Л. 23-24.

↑11. Волкова И. О. Литографированные издания на урду в коммерческом каталоге 1874 г. издательства Мунши Навал Кишора // Письменные памятники Востока. 2011. Т. 14. № 1. С. 239‒259.

Автор статьи: Михаил Дмитриевич Бухарин

Источник