Сергей Глезеров. Пушкин после «Овидия». Как разгадывают тайны биографии поэта // Санкт-Петербургские ведомости. 07 июня 2021
Казалось бы, в пушкинской теме невозможно уже сделать никаких исследовательских открытий. А если и можно, то заниматься этим должны представители академического сообщества. Николай Гуданец, русский писатель, живущий в Риге, автор научно-фантастических романов, взял на себя смелость опровергнуть оба утверждения.
«В изучении Пушкина наука сосуществует с исповеданием веры, – считает Гуданец. – Необходимо различать две дисциплины. Науку я бы назвал пушкиноведением, а к пушкинистике отнес все, что под видом науки воспроизводит идеологические предписания. Как только между строк солидных монографий начинают реять партийные знамена или церковные хоругви, становится понятно, что мы имеем дело с пушкинистикой, то есть научным знанием, порабощенным либо религиозными, либо политическими доктринами».
Итогом многолетних изысканий Николая Гуданца стала книга «Певец свободы, или Гипноз репутации. Очерки политической биографии Пушкина (1820 – 1823)». Как отмечает автор, она целиком основана на опубликованных источниках. Новизна – в критическом подходе. Вопрос ставится ребром: был ли Пушкин, как принято считать, певцом свободы личности, свободы творчества, политической свободы?
«Прежде всего надо отметить, что юношеское вольнодумство Пушкина вряд ли можно считать плодом выстраданных убеждений, – уверен писатель. – Скорее, речь о следовании политической моде его окружения после лицейского периода. В результате наносные политические убеждения не выдержали испытания на прочность. Проницательный поэт Павел Катенин замечал, после вступления на престол нового государя, Николая I «явился Пушкин налицо. Я заметил в нем одну только перемену: исчезли замашки либерализма».
Считается, что одним из поворотных событий политической биографии поэта послужил мировоззренческий кризис, пережитый им в южной ссылке. Большинство пушкинистов уверены, что причиной были переживания по поводу наступления реакции в России и поражения европейских революций. А апогеем стало трагическое стихотворение «Сеятель» 1823 года, где поэт в порыве отчаяния восклицает: «К чему стадам дары свободы? // Их должно резать или стричь...».
Однако Николай Гуданец пытается доказать, что кризис, приведший Пушкина к отказу от юношеского вольнодумства, был вызван иными причинами. Все шесть с лишним лет своей опалы он время от времени строил планы бегства за границу, но они оставались мечтами. Кроме того, он угодил в самую гущу «смутьянов с эполетами», но те не пожелали принимать поэта-вольнодумца в свое тайное общество: посчитали, что Пушкин слишком разговорчив и может поставить под удар все дело. Но главными причинами «отступничества» поэта от своих прежних взглядов стало закрытие масонской ложи «Овидий», арест его друга Владимира Раевского...
«Поэт оказался низверженным на грубую твердь. Старинное тайное общество, которое оплело густой сетью всю Европу, на глазах у Пушкина обнаружило свою немощь. Один собрат брошен в тюрьму, другой отстранен от должности, а третьего – начальника ложи! – взашей выгнали со службы, и он распродает свой скарб, чтобы наскрести денег на отъезд. Да и сам Пушкин, едва вступивший в ложу, оказался членом «организации, запрещенной в России». Он одинок, и опереться не на кого. Ему не на что надеяться. Император никогда не смилуется над ним. Полный, окончательный, бесповоротный крах», – резюмирует Николай Гуданец.
Оскорбленный в лучших чувствах поэт приходит к выводу, что во всем виновата презренная бездушная толпа. К ней он относит и охочую до стихов салонную публику, и неграмотных крестьян, и европейских повстанцев. Все они слились в единую «хладную толпу», которая не услышала рифмованный «чести клич», не взбунтовалась, не сокрушила самовластье, не заступилась за своего поэта-трибуна.
«После кишиневского кризиса Пушкин на всю жизнь приобрел, используя выражения литературоведа Николая Лернера, «полный иммунитет» к «политической заразе». Доля изгнанника показалась ему непосильной, и до конца своих дней он старательно избегал поступков, которые могли бы вызвать малейшее неудовольствие властей», – пишет Гуданец.
Что же касается знаменитых строчек из «Сеятеля»... Автор исследования полагает, что это произведение было написано с заведомой целью – специально для чиновника Александра Тургенева, вхожего в высшие круги. Как доказательство благонадежности. И адресат стихотворения все понял правильно. В январе 1824 года он сообщал князю Петру Вяземскому, что получил от Пушкина письмо, которое «исполнено прекрасных стихов и даже надежды на его исправление». Уловка сработала, и высокопоставленный сановник начал хлопотать за своего любимца.
– Допускаю, что доводы Гуданца не всем покажутся убедительными, но в любом случае после выхода этого исследования взгляд на Пушкина не останется прежним, – отмечает доктор исторических наук Сергей Эрлих, директор издательства «Нестор-История» и издатель журнала «Историческая экспертиза». – Так бывает иногда, что приходит человек «со стороны» и делает открытие. Я считаю эту работу научным прорывом. Гуданец сумел связать отдельные факты, которые обычно замалчивались или по-иному интерпретировались, в стройную и интригующую концепцию. Важно, что он не сбивается на историю «донжуанского списка» Пушкина, а пишет именно его политическую биографию... Да, концепция может показаться спорной, но дискуссии, которые она вызовет, могут стать толчком для уточнения наших представлений о поэте.
Источник
«В изучении Пушкина наука сосуществует с исповеданием веры, – считает Гуданец. – Необходимо различать две дисциплины. Науку я бы назвал пушкиноведением, а к пушкинистике отнес все, что под видом науки воспроизводит идеологические предписания. Как только между строк солидных монографий начинают реять партийные знамена или церковные хоругви, становится понятно, что мы имеем дело с пушкинистикой, то есть научным знанием, порабощенным либо религиозными, либо политическими доктринами».
Итогом многолетних изысканий Николая Гуданца стала книга «Певец свободы, или Гипноз репутации. Очерки политической биографии Пушкина (1820 – 1823)». Как отмечает автор, она целиком основана на опубликованных источниках. Новизна – в критическом подходе. Вопрос ставится ребром: был ли Пушкин, как принято считать, певцом свободы личности, свободы творчества, политической свободы?
«Прежде всего надо отметить, что юношеское вольнодумство Пушкина вряд ли можно считать плодом выстраданных убеждений, – уверен писатель. – Скорее, речь о следовании политической моде его окружения после лицейского периода. В результате наносные политические убеждения не выдержали испытания на прочность. Проницательный поэт Павел Катенин замечал, после вступления на престол нового государя, Николая I «явился Пушкин налицо. Я заметил в нем одну только перемену: исчезли замашки либерализма».
Считается, что одним из поворотных событий политической биографии поэта послужил мировоззренческий кризис, пережитый им в южной ссылке. Большинство пушкинистов уверены, что причиной были переживания по поводу наступления реакции в России и поражения европейских революций. А апогеем стало трагическое стихотворение «Сеятель» 1823 года, где поэт в порыве отчаяния восклицает: «К чему стадам дары свободы? // Их должно резать или стричь...».
Однако Николай Гуданец пытается доказать, что кризис, приведший Пушкина к отказу от юношеского вольнодумства, был вызван иными причинами. Все шесть с лишним лет своей опалы он время от времени строил планы бегства за границу, но они оставались мечтами. Кроме того, он угодил в самую гущу «смутьянов с эполетами», но те не пожелали принимать поэта-вольнодумца в свое тайное общество: посчитали, что Пушкин слишком разговорчив и может поставить под удар все дело. Но главными причинами «отступничества» поэта от своих прежних взглядов стало закрытие масонской ложи «Овидий», арест его друга Владимира Раевского...
«Поэт оказался низверженным на грубую твердь. Старинное тайное общество, которое оплело густой сетью всю Европу, на глазах у Пушкина обнаружило свою немощь. Один собрат брошен в тюрьму, другой отстранен от должности, а третьего – начальника ложи! – взашей выгнали со службы, и он распродает свой скарб, чтобы наскрести денег на отъезд. Да и сам Пушкин, едва вступивший в ложу, оказался членом «организации, запрещенной в России». Он одинок, и опереться не на кого. Ему не на что надеяться. Император никогда не смилуется над ним. Полный, окончательный, бесповоротный крах», – резюмирует Николай Гуданец.
Оскорбленный в лучших чувствах поэт приходит к выводу, что во всем виновата презренная бездушная толпа. К ней он относит и охочую до стихов салонную публику, и неграмотных крестьян, и европейских повстанцев. Все они слились в единую «хладную толпу», которая не услышала рифмованный «чести клич», не взбунтовалась, не сокрушила самовластье, не заступилась за своего поэта-трибуна.
«После кишиневского кризиса Пушкин на всю жизнь приобрел, используя выражения литературоведа Николая Лернера, «полный иммунитет» к «политической заразе». Доля изгнанника показалась ему непосильной, и до конца своих дней он старательно избегал поступков, которые могли бы вызвать малейшее неудовольствие властей», – пишет Гуданец.
Что же касается знаменитых строчек из «Сеятеля»... Автор исследования полагает, что это произведение было написано с заведомой целью – специально для чиновника Александра Тургенева, вхожего в высшие круги. Как доказательство благонадежности. И адресат стихотворения все понял правильно. В январе 1824 года он сообщал князю Петру Вяземскому, что получил от Пушкина письмо, которое «исполнено прекрасных стихов и даже надежды на его исправление». Уловка сработала, и высокопоставленный сановник начал хлопотать за своего любимца.
– Допускаю, что доводы Гуданца не всем покажутся убедительными, но в любом случае после выхода этого исследования взгляд на Пушкина не останется прежним, – отмечает доктор исторических наук Сергей Эрлих, директор издательства «Нестор-История» и издатель журнала «Историческая экспертиза». – Так бывает иногда, что приходит человек «со стороны» и делает открытие. Я считаю эту работу научным прорывом. Гуданец сумел связать отдельные факты, которые обычно замалчивались или по-иному интерпретировались, в стройную и интригующую концепцию. Важно, что он не сбивается на историю «донжуанского списка» Пушкина, а пишет именно его политическую биографию... Да, концепция может показаться спорной, но дискуссии, которые она вызовет, могут стать толчком для уточнения наших представлений о поэте.
Источник
