Константин Фрумкин изучил трансформацию образа ученого в советской литературе и искусстве

Константин Фрумкин изучил трансформацию образа ученого в советской литературе и искусстве

Рецензия на книгу: Фрумкин К.Г. Любование ученым сословием : Отражение социальной истории советской науки в литературе, искусстве и публичной риторике. — М. ; СПб. : Нестор-История, 2022. — 352 с., ил.

Новая монография философа, экономиста, литературного критика, кандидата культурологии Константина Фрумкина — «Любование ученым сословием» — посвящена теме малоисследованной: трансформации образа ученого в советской литературе и искусстве.

Монографий о развитии отечест­венной науки с 1917-го по 1991 год существует вагон и маленькая тележка. Про образ ученого у нас тоже писали, хотя реже и осторожнее. Но Константин Фрумкин, похоже, первым рискнул объединить две эти линии. Стратегия, надо признать, выигрышная: в долгосрочной перспективе у культуролога больше шансов оставить след в истории, когда он берется не за самую модную, не за самую горячую и обсуждаемую тему, а за ту, которой никто никогда не касался.

«Любование ученым ­сословием» — книга, скорее, научно-популярная, обосновывать ее актуальность необязательно, но на ­вопрос, чем же важна работа Фрумкина, ответить все‑таки стоит. «Наукоориентированная литература» ­составляет солидный пласт советской культуры, и в отличие от таких феноменов, как «лейтенантская проза» или «деревенская проза», пласт малоисследованный. Образ ученого и научного коллектива занимает центральное место в произведениях В. Каверина, Л. Леонова, Д. Гранина, А. и Б. Стругацких, В. Аксенова, даже В. Маканина.

Однако Фрумкин не ограничивается крупными фигурами — как положено добросовестному исследователю, он обращается к писателям второго-третьего ряда (С. Залыгин, Б. Никольский, Г. Гор, В. Савченко и т. д.) и глубже, к самым придонным слоям литературы, вплоть до сочинений Александра Казанцева. А заодно к кинематографу, изобразительному искусству, к публичной риторике советских политических деятелей, статьям научных функционеров и действующих ученых. Автор «Любования» анализирует, сопоставляет и отбирает из всего этого многообразия общее, типичное для разных периодов существования СССР.

По сути, Фрумкин строит каркас совершенно новой теории, что тянет как минимум на докторскую диссертацию. Но если вам кажется, что все это скука смертная, то спешу успокоить: градус интриги автор поддерживает почти детективный. Ко всему прочему написана книга живо, азартно, без академического волапюка, который делает нечитаемыми многие важные культурологические работы.

Подчеркну еще раз: «Любование» не про научную среду как таковую, а про образ, шаблон, стереотип, который неосознанно воспроизводился советскими писателями, режиссерами, художниками и самими научными работниками.

Фрумкин внимательно ­следит за появлением, а затем деконструкцией мифа об ученом как о «сверх­обычном человеке». По мере того как советская наука превращалась в огромную отрасль, образ научного работника и научного коллектива проходил свой путь эволюции: от профессора-одиночки начала XX века, безумного гения или оторванного от жизни чудака до огромных НИИ, заполненных усталыми, разуверившимися, перегоревшими мужчинами и женщинами среднего возраста. Как прилежный антрополог, автор «Любования» выявляет типичные черты и показывает, как изменился этот набор за семьдесят лет советской власти, исследует феномен энтузиазма, научного подвижничества, сюжетообразующий конфликт таланта и ординарности, et cetera, et cetera.

По наблюдениям Фрумкина, на страницы романов советских писателей нередко выплескивались неразрешимые противоречия, связанные со спецификой организации научной среды. К примеру, единственным способом вознаградить талантливого ученого в отечественной науке долгое время оставалось продвижение по иерархической лестнице, но чем больше административных обязанностей возложено на исследователя, тем меньше ресурсов у него остается для собственных экспериментов. А когда все руководящие должности заняты представителями старшего поколения, молодому ученому просто некуда расти, и начинается неизбежное старение научного коллектива.

С этим же явлением автор «Любования» связывает проблему отрицательного отбора, целенаправленную замену талантливых и компетентных на исполнительных и послушных, готовых отказаться от собственных амбиций и без возражений выполнять любое поручение начальства, даже губительное. Едва ли не главную беду советской науки Фрумкин видит в том, что в этой среде не нашлось мес­та для научного менеджмента, для компетентных управленцев без научных заслуг — в результате в художественной литературе фигура администратора часто обретает черты морально нечистоплотного, склонного к интригам и самодурству карьериста.

В первую очередь «Любование» посвящено литературе, но не только и не исключительно ей. Изучив публичную риторику сталинского периода, Фрумкин делает любопытное наблюдение: политические кампании против ученых, проходившие на рубеже 1920 – 1930-х и 1940 – 1950-х годов, сопровождались резким ростом финансирования науки, открытием новых лабораторий, институтов и целых направлений. То есть некоторым образом все эти страсти приобретают характер внутренней борьбы за ресурсы, за право возглавлять новые структуры, делать успешную карьеру, приобретать символический (и не только символический) капитал.

Что же касается канонизации Мичурина, стремительного взлета Лысенко, то Фрумкин объясняет этот феномен завышенными ожиданиями советского руководства. От науки требовался немедленный практический результат. И в этой ситуации, разумеется, в выигрышном положении оказались те, кто обещал все и сразу, а не когда‑нибудь в отдаленном будущем, ­после многолетних экспериментов, как предлагали генетики.

Кстати, те же завышенные ожидания привели к появлению оригинального литературного гибрида. Герои советской «наукоориентированной прозы» 1940 – 1980‑х нередко бьются над задачами, неразрешимыми даже на современном уровне развития технологий (холодный термояд, пересадка внутренних органов без отторжения и т. п.), и в отличие от реальных ученых порой достигают результата. При этом позиционируются такие тексты как реалистическая проза, хотя по сути остаются научной фантастикой чистой воды.

Теория Фрумкина работает: в рамки, очерченные исследователем, вполне вписываются литературные герои, не упоминающиеся на страницах этой книги вовсе. Инженер Лось из «Аэлиты» (1923 г.) А. Толстого — классический гений-одиночка, для которого научные исследования становятся единственной альтернативой кокаиновым грезам и самоубийству, а работа по созданию межпланетной ракеты спасает от ужасов окружающего мира. Главный герой повести Б. Г. Штерна ­«Записки динозавра» (1990 г.), с большой симпатией описанный профессор Невеселов, в силу преклонного возраста давно отошел от исследований, но парадоксальным образом остается ангелом-хранителем созданного им коллектива. Астроном Владислав Шершень, руководитель обсерватории на астероиде Диона из повести Стругацких «Стажеры», — классический авторитарный директор, тиран, изобретательно плетущий интриги и стравливающий подчиненных. (Показательно, что эта довольно мрачная история впервые опубликована в 1962‑м, за три года до повести «Понедельник начинается в субботу», главного гимна советской науке 1960‑х.)

Отличная работа. Дело за малым: осталось разобраться, как применить этот набор инструментов к современной «наукоориентированной прозе» и к современной литературе вообще.

Константин Фрумкин. Любование ученым сословием. Отражение социальной истории советской науки в литературе, искусстве и публичной риторике. — СПб: Нестор-История, 2022.

Источник

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 176 (7259) от 21.09.2022 под заголовком «Баллада о сверхобычном человеке».

Фрумкин К. Г. Любование ученым сословием : Отражение социальной истории советской науки в литературе, искусстве и публичной риторике.

700 руб.
1000 руб.
В наличии
Под заказ
loading...
Быстрый заказ

Фрумкин К.Г. Любование ученым сословием : Отражение социальной истории советской науки в литературе, искусстве и публичной риторике. — М. ; СПб. : Нестор-История, 2022. — 352 с., ил.


Об авторе: Фрумкин Константин Григорьевич

Год издания: 2022

ISBN 978-5-4469-2055-6

АННОТАЦИЯ

Настоящее издание посвящено тому, как тема науки и ученых отражалась в публичной культуре России/СССР в ХХ веке. На материале художественной прозы, поэзии, драматургии, кинематографа и публицистики ХХ века прослеживается, как образ науки и ученых менялся в массовом сознании, какие проблемы развития науки в разные десятилетия ХХ века были важнейшими в глазах самого ученого сообщества, широких кругов интеллигенции и государства, и как в литературе и кинематографе отражался предъявляемый науке социальный заказ, формируемый как государством, так и обществом в целом. 

Автор прослеживает, как образ науки и ученого эволюционировал в российской культуре от рассказов Чехова до прозы Людмилы Улицкой и поздних экранизаций произведений Владимира Дудинцева.

Книга предназначена для широкого круга читателей.

Предисловие

Часть первая. ХХ век — век науки

Глава 1. Оторванность от жизни: До 1917 года

Глава 2. Царство смерти: Ленинский период (1917–1924)

Глава 3. «Барская любовь»: Ранний сталинизм (1925–1940)

«Свободное развитие подлинной науки»

Обслуживать народ добровольно и с охотой

«Молодежь должна овладеть наукой»

Хороший профессор в плохом окружении

Сталинская премия за портрет академика

У амвона науки: о советской довоенной фантастике

Короткое заключение

Глава 4. Догнать и превзойти: Поздний сталинизм (1941–1953)

Слава и унижение послевоенной науки

Жития святых на киноэкране

Лысенковщина и вера в биологию

Глава 5. Золотое время: Большие шестидесятые (1954–1970)

Пришествие научно-технического прогресса

Брак физиков и лириков

От портрета к жанру: молодежь против авторитета

Молодежь во враждебной среде

Короткое заключение

Глава 6. Конец прекрасной эпохи (1971–1985)

Темпы падают

Стареющая наука

Социология вместо физики

В институте неблагополучно

Глава 7. Жизнь после смерти: время воспоминаний и мифов (1986–2000)

Глава 8. О научной поэзии

Часть вторая. Антропология науки

Глава 9. Образ ученого

Среди стереотипов и автостереотипов

Человек отстраненный

«Седой юноша»: юниоризация образа ученого

Глава 10. Энтузиазм ученого

Рождение фигуры ученого-энтузиаста

Тема энтузиазма ученых в послевоенной литературе

Энтузиазм как непроясненный феномен

Глава 11. Самопожертвование ученого

Ученый на фоне солдата и рабочего

Вопреки телесной немощи

Жертвы экспериментов

Глава 12. Проблема таланта

Благодать ХХ века

Оклеветанная посредственность

Культ великих ученых

Коллективизм против талантоцентризма

Часть третья. Экономика и социология науки

Глава 13. Проблема иерархизма

Отрицательный персонаж «Директор»

Изнанка авторитета

Директор — ученый или администратор?

Ученые-диктаторы и «добро с кулаками»

Плагиат и соавторство

Глава 14. «Настоящие ученые» против «карьеристов»

Наука как мир интриг

Крамов и Денисов: вариации на тему Лысенко

Разновидности карьеристов

Проблема эгоизма

Глава 15. «Связь науки с производством»

Под знаком нетерпения

Эпоха сталинизма: «круто повернуть к практике строительства»

Постсталинский период: внедрение как «слабое звено»

Сатира — против «чистой науки»

Сопротивление понуканиям

Глава 16. Гендерное неравенство

Послесловие

Литература

Приложение. Списки произведений литературы и искусства, использованных при написании данной книги