Книжная полка Никиты Елисеева. Выпуск 98. Апология народовольчества
Увы … должен сознаться некоторые трудности возникают у меня, когда я пишу о книге: Гефтер М. Я. Антология народничества. Под ред. В. Г. Виноградского, М. Г. Пугачёвой, М. Я. Рожанского; коммент. и указ. В. А. Твардовской. – СПб., Нестор-История, 2020. – 688 с.
Первая трудность или неловкость – формальная: дата. Целый год прошёл, а я только вот сейчас приобрёл эту книгу. Преодолима. Чуть запоздал. В конце концов, сама книга готовилась Гефтером в середине семидесятых прошлого века, а должна была быть напечатана в 1979 или 1981 годах. Опоздание на год в этом случае несущественно. По-моему.
Вторая трудность или неловкость тоже формальная. Опять – Гефтер! Что, кроме Гефтера никого нет? По-моему, в каком-то смысле, кроме него никого нет. Любой его труд должен быть прочитан и осмыслен. Это замечательно, что сейчас нахлёстом, друг за другом выходят его книги. Так что и эта трудность преодолима. Для меня.
А вот третья трудность, настолько серьёзна, что её даже трудно сформулировать. Попытаюсь издалека, побочно, окольно. Как там писал Ницше? «Только окольный путь ведёт к настоящей цели!» Читатель, который (надеюсь) прочтёт этот сборник документов, воспоминаний, протоколов судебных заседаний, писем, исключительно умело собранный Гефтером, будет немало изумлён, когда узнает, что все эти материалы были конфискованы у Гефтера после двух обысков. Выцарапаны из архива соответствующего учреждения только сейчас. Причём выцарапаны с лакунами. Текстов Гефтера между отдельными частями книги, вводок, связок – нету. Уничтожены. Осталось только короткое предисловие.
Почему современный читатель будет изумлён? Да потому что он не поймёт, а что, собственно говоря, в тоталитарном государстве, клянущемся на верность революции, тут было изымать и запрещать? Это же … гимн героям революционного террора. Это же «Апология народовольчества». В своём предисловии к «Антологии...» сын Гефтера совершенно справедливо вспоминает чрезвычайно популярные в то время в СССР книги про народовольцев и народников, печатавшихся в серии «Пламенные революционеры»: «Нетерпение» Трифонова про Желябова, «На скаковом поле возле бойни» Юрия Давыдова о Дмитрии Лизогубе, «Сны Шлиссельбургской крепости. Повесть об Ипполите Мышкине» Анатолия Гладилина, «Тайна клетчатой тетради. Повесть о Николае Клеточникове» Владимира Савченко, «Степень доверия. Повесть о Вере Фигнер» Владимира Войновича.
«Антология народничества», по сути, ничем не отличается от этих книг. Нет, пожалуй, отличается. Не только автором: в те поры Гефтер уже уходил в самиздат, в диссидентство, уже стал одним из создателей неподцензурного самиздатского журнала «Поиски» (собственно, по этому делу у него и провели два обыска, конечно, во время обысков российские жандармы гребут всё подряд, не глядя, вали кулём – потом разберём) – но и... Вот тут я и добираюсь до главной трудности.
Все авторы вышеперечисленных книг в серии «Пламенные революционеры», как бы ни сложилась потом их (авторов) судьба, остались ли они в советской литературе, как Юрий Трифонов, Юрий Давыдов, Владимир Савченко, или эмигрировали и стали антисоветскими писателями, как Анатолий Гладилин или Владимир Войнович, при всём ярком и явном сочувствии к героям своих книг, держат в голове некую аксиому, а именно: несомненно, все эти люди – герои, но они совершили ошибку своей «охотой на царя», кровавую, трагическую ошибку, каковая тоже вложилась в тот коллапс, который произошёл в России в 1917 году и из которого мы до сих пор (семидесятые годы прошлого XXвека) выбраться не можем. Для современного российского читателя это положение настолько аксиоматично, что … оно даже принято на государственном уровне. За пропаганду терроризма у нас карают по суду.
(Любопытно, как отреагирует в этом случае российский суд на постановку драмы Шиллера «Вильгельм Телль»? Или на книгу, написанную о Клаусе фон Штауффенберге, чуть было не взорвавшего главу своего воюющего государства, Адольфа Гитлера? Разве Вильгельм Телль и Клаус фон Штауффенберг не террористы? Но это – в скобках...)
Так вот: подобного ощущения кровавой и трагической ошибки народовольцев от книги, умело и профессионально составленной Гефтером, у читателя не возникает. Это … «Апология народовольчества». Ощущение у читателя возникает совсем другое: с одной стороны – гады, подлые, безжалостные, глупые, синюшными руками схватившиеся за власть, плюющие на все проблемы подвластного им населения; с другой стороны – горстка героев, беззаветных рыцарей, бросившихся в бой за свободу, справедливость и … нормальный цивилизованный путь развития страны. А между теми и другими огромная страна не без интереса наблюдающая за схваткой, исход которой, вообще-то, предрешён.
Например, какова сцена из воспоминаний Веры Засулич о том, как её повязали после покушения на градоначальника Трепова: «... солдаты начали перешёптываться: «Ведь скажет тоже: связана девка, два солдата держут, а он: «Берегись – пырнёт!»» – «И где это ты стрелять выучилась!» – шепнул он потом над самым моим ухом. В этом «ты» не было ничего враждебного, – так, по-мужицки. «Уж выучилась. Не велика наука», – ответила я также тихо. «Училась, да не доучилась, – сказал другой солдат, – плохо попала-то» – «Не скажи, – горячо возразил первый, – очень хорошо попала, – будет ли жив!»
Вольно Вере Ивановне Засулич услышать в этом диалоге сочувствие к ней, но мы-то с другим историческим опытом слышим иное: болельщики горячо обсуждают удар по воротам. «Хорошо врезал... С середины поля, а как врезал-то...» – «Да … плохо врезал-то … в штангу попал...» – «Нууууу, не скажи, с середины поля дал, вот … чуть, чуть и ровнёхонько в самый, самый верхний правый угол ушёл бы мяч, вратарь-то в другую сторону метнулся. Хороший удар. Закрученный...» А если бы Вера Засулич попыталась бы рассказать солдатам, почему она стреляла в Трепова, боюсь, они бы не поняли её интенций. Арестованный за участие в студенческой демонстрации Боголюбов не снял шапку перед посетившим Петопавловку градоначальником Треповым. Трепов приказал его высечь. (При том, что телесные наказания в России указом царствующего императора, Александра отменены). Боголюбов сошёл с ума. Засулич заступалась за честь и достоинство человека. Нельзя безнаказанно избивать и унижать человека. Первый и второй солдаты чешут в потылицах: «А энтот Боголюбов он чё … полюбовник твой был? Не? Ты его чё даже не знаешь? А чё ты тогда? Непонятна … ндаааа...»
Одно из самых сильных ощущений от этой книги – полное, абсолютное одиночество народников и народовольцев. Даже в той среде, интеллигентной и либеральной, которая им сочувствует. Есть в книге Гефтера потрясающий отрывок из воспоминаний Каблица, в юности народовольца, потом создателя «теории малых дел»... Я этот отрывок перескажу своими словами, потому что благодаря этому отрывку я впервые очень хорошо понял, за что и почему русские революционеры так ненавидят нас, русских либералов. Есть за что... Первая декада марта 1881 года. Александр IIубит. Среди народовольцев – повальные аресты. Каблиц и двое его друзей из народовольческой организации оказываются на либеральной, журналистско-литераторской (применим современное просторечие) тусовке.
Каблиц и его друзья мрачнее тучи, молчаливее гранита. Комплекс мрачности и молчаливости (нераздельный и неслиянный) таков: а чего радоваться? Погиб во время взрыва наш товарищ, Гриневицкий, швырнув бомбу ровнёхонько между подходящим к нему царём и собой, чтобы наверняка. Да и вообще радость по поводу того, что взрывом переломаны ноги у пожилого человека (царя) и убит оказавшийся с ним рядом мальчишка-пирожник не очень по печени. Тем паче, результат-то каков? Почти весь исполнительный комитет «Народной воли» схвачен. Никакого народного возмущения против самодержавия. Весь простонародный Питер готов бить смутьянов. В южных губерниях – погромы. Громят еврейские местечки (это ж жиды царя-батюшку... ясное дело...) С чего радоваться?
А либералы … радуются. Пьют шампанское, улыбаются, делятся новостями из конфиденциальных источников: «Мне знакомая фрейлина говорила: двор в панике. Новый царь зас... испугался. Да, да, он уже готов подписать Конституцию, гарантирующую политические права и свободы. Да! Это точно … вот, вот … будут проведены свободные выборы в представительные органы новой России. Господа, ещё шампанское...» Вот как должны были смотреть ребята, которых вот, вот должны были арестовать и отправить кого на каторгу, кого в ссылку, а кого и в смерть на этот пир недо-победителей? Вот так они и смотрели.
Самое интересное, что вот эта аксиома об ошибочности, тупиковости тактики и стратегии «Народной Воли» незыблема у автора послесловия к гефтеровской «Антологии...», Якова Гордина. Предисловие – умное, хорошее. Там есть очень тонкое и верное замечание о сильном дворянском элементе во всём народническом движении и в народовольческом, в том числе. (Андрей Желябов – в помощь. Один абзац из его речи на суде был вырезан, как царской, так и советской цензурами: «К сожалению, – сказал сын крепостных из крымской деревни Кашка-Чекрек, – по-прежнему основную массу наших революционных кружков составляет дворянская молодёжь...»).
И в этом же предисловии Гордин пишет: «...издание при демонстрации очевидной высоты помыслов членов Исполнительного комитета и их соратников отнюдь не является апологетикой террора, но убедительной демонстрацией тупиковости этой модели воздействия на несовершенную реальность». Вне всякого сомнения у Гефтера были именно такие намерения, раз он в своём предисловии написал: «Составитель видит свою задачу, чтобы без всякого насилия над материалом представить отдельные составляющие революционного действия не врозь, а синхронно, помогая тем самым читателю увидеть сугубо непростую родословную народнического террора и изначально скрытый в нём тупик движения в целом».
Иной вопрос, насколько это намерение удалось воплотить. Этот вопрос возвращает меня к третьей трудности... Сказать (или написать), прочитав эту книгу, что автор убедительно показывает тупик народовольческого движения, всё равно что прочитав книгу о разгроме карателями партизанского отряда, написать: автор убедительно показывает тупик партизанского движения. Ведь какая схема развития народовольческого движения вырисовывается по прочтении «Антологии...»? Существуют в стране, охваченной кризисом, молодые люди, у которых есть некая программа выхода из кризиса. Правильная она, неправильная, будет эта программа принята населением страны – молодые люди знать не могут. За мирную пропаганду их арестовывают и ссылают. Тогда молодые люди обращаются к власти: мы не знаем, чего хочет народ, вы не знаете. Обратная связь порушена. Давайте её создадим. В цивилизованных странах (после всех кровавых революций) эта связь есть. Она называется: демократия. Свобода слова, свобода собраний, агитации и пропаганды, выборы во все органы власти. Давайте соберём Учредительное собрание (выбранное по всем вышеуказанным правилам). Оно и решит, какой быть России. Решит оставить самодержавие? Мы склоним головы перед народной волей, но … с сохранением нашего права на мирную пропаганду наших идей. Если вы на это наше предложение не согласны – у нас один выход: террор. Охота на вашего главаря. Готовьтесь.
А какой у них, у этих молодых людей есть выход из создавшейся общественно-политической ситуации? И стоит признать: они вынудили власть начать отступление. Либералы в первой декаде марта 1881 года не зря радовались. Да, был подготовлен очень ограниченный, очень урезанный вариант конституции. Царь бы его подписал, если бы жандармы не донесли ему: всё, почти все злодеи переловлены. Покушений опасаться больше нечего. Здесь стоит говорить не о тупике народовольческого движения, а о тупике страны и власти этой страны, которая твёрдо и неуклонно берёт курс на Октябрьскую социалистическую революцию...
Гефтер М. Я. Апология народничества. Под ред. В. Г. Виноградского, М. Г. Пугачёвой, М. Я. Рожанского; коммент. и именн. указ. В. А. Твардовской. – СПб., Нестор-История, 2020 – 688 с.
Источник
Первая трудность или неловкость – формальная: дата. Целый год прошёл, а я только вот сейчас приобрёл эту книгу. Преодолима. Чуть запоздал. В конце концов, сама книга готовилась Гефтером в середине семидесятых прошлого века, а должна была быть напечатана в 1979 или 1981 годах. Опоздание на год в этом случае несущественно. По-моему.
Вторая трудность или неловкость тоже формальная. Опять – Гефтер! Что, кроме Гефтера никого нет? По-моему, в каком-то смысле, кроме него никого нет. Любой его труд должен быть прочитан и осмыслен. Это замечательно, что сейчас нахлёстом, друг за другом выходят его книги. Так что и эта трудность преодолима. Для меня.
А вот третья трудность, настолько серьёзна, что её даже трудно сформулировать. Попытаюсь издалека, побочно, окольно. Как там писал Ницше? «Только окольный путь ведёт к настоящей цели!» Читатель, который (надеюсь) прочтёт этот сборник документов, воспоминаний, протоколов судебных заседаний, писем, исключительно умело собранный Гефтером, будет немало изумлён, когда узнает, что все эти материалы были конфискованы у Гефтера после двух обысков. Выцарапаны из архива соответствующего учреждения только сейчас. Причём выцарапаны с лакунами. Текстов Гефтера между отдельными частями книги, вводок, связок – нету. Уничтожены. Осталось только короткое предисловие.
Почему современный читатель будет изумлён? Да потому что он не поймёт, а что, собственно говоря, в тоталитарном государстве, клянущемся на верность революции, тут было изымать и запрещать? Это же … гимн героям революционного террора. Это же «Апология народовольчества». В своём предисловии к «Антологии...» сын Гефтера совершенно справедливо вспоминает чрезвычайно популярные в то время в СССР книги про народовольцев и народников, печатавшихся в серии «Пламенные революционеры»: «Нетерпение» Трифонова про Желябова, «На скаковом поле возле бойни» Юрия Давыдова о Дмитрии Лизогубе, «Сны Шлиссельбургской крепости. Повесть об Ипполите Мышкине» Анатолия Гладилина, «Тайна клетчатой тетради. Повесть о Николае Клеточникове» Владимира Савченко, «Степень доверия. Повесть о Вере Фигнер» Владимира Войновича.
«Антология народничества», по сути, ничем не отличается от этих книг. Нет, пожалуй, отличается. Не только автором: в те поры Гефтер уже уходил в самиздат, в диссидентство, уже стал одним из создателей неподцензурного самиздатского журнала «Поиски» (собственно, по этому делу у него и провели два обыска, конечно, во время обысков российские жандармы гребут всё подряд, не глядя, вали кулём – потом разберём) – но и... Вот тут я и добираюсь до главной трудности.
Все авторы вышеперечисленных книг в серии «Пламенные революционеры», как бы ни сложилась потом их (авторов) судьба, остались ли они в советской литературе, как Юрий Трифонов, Юрий Давыдов, Владимир Савченко, или эмигрировали и стали антисоветскими писателями, как Анатолий Гладилин или Владимир Войнович, при всём ярком и явном сочувствии к героям своих книг, держат в голове некую аксиому, а именно: несомненно, все эти люди – герои, но они совершили ошибку своей «охотой на царя», кровавую, трагическую ошибку, каковая тоже вложилась в тот коллапс, который произошёл в России в 1917 году и из которого мы до сих пор (семидесятые годы прошлого XXвека) выбраться не можем. Для современного российского читателя это положение настолько аксиоматично, что … оно даже принято на государственном уровне. За пропаганду терроризма у нас карают по суду.
(Любопытно, как отреагирует в этом случае российский суд на постановку драмы Шиллера «Вильгельм Телль»? Или на книгу, написанную о Клаусе фон Штауффенберге, чуть было не взорвавшего главу своего воюющего государства, Адольфа Гитлера? Разве Вильгельм Телль и Клаус фон Штауффенберг не террористы? Но это – в скобках...)
Так вот: подобного ощущения кровавой и трагической ошибки народовольцев от книги, умело и профессионально составленной Гефтером, у читателя не возникает. Это … «Апология народовольчества». Ощущение у читателя возникает совсем другое: с одной стороны – гады, подлые, безжалостные, глупые, синюшными руками схватившиеся за власть, плюющие на все проблемы подвластного им населения; с другой стороны – горстка героев, беззаветных рыцарей, бросившихся в бой за свободу, справедливость и … нормальный цивилизованный путь развития страны. А между теми и другими огромная страна не без интереса наблюдающая за схваткой, исход которой, вообще-то, предрешён.
Например, какова сцена из воспоминаний Веры Засулич о том, как её повязали после покушения на градоначальника Трепова: «... солдаты начали перешёптываться: «Ведь скажет тоже: связана девка, два солдата держут, а он: «Берегись – пырнёт!»» – «И где это ты стрелять выучилась!» – шепнул он потом над самым моим ухом. В этом «ты» не было ничего враждебного, – так, по-мужицки. «Уж выучилась. Не велика наука», – ответила я также тихо. «Училась, да не доучилась, – сказал другой солдат, – плохо попала-то» – «Не скажи, – горячо возразил первый, – очень хорошо попала, – будет ли жив!»
Вольно Вере Ивановне Засулич услышать в этом диалоге сочувствие к ней, но мы-то с другим историческим опытом слышим иное: болельщики горячо обсуждают удар по воротам. «Хорошо врезал... С середины поля, а как врезал-то...» – «Да … плохо врезал-то … в штангу попал...» – «Нууууу, не скажи, с середины поля дал, вот … чуть, чуть и ровнёхонько в самый, самый верхний правый угол ушёл бы мяч, вратарь-то в другую сторону метнулся. Хороший удар. Закрученный...» А если бы Вера Засулич попыталась бы рассказать солдатам, почему она стреляла в Трепова, боюсь, они бы не поняли её интенций. Арестованный за участие в студенческой демонстрации Боголюбов не снял шапку перед посетившим Петопавловку градоначальником Треповым. Трепов приказал его высечь. (При том, что телесные наказания в России указом царствующего императора, Александра отменены). Боголюбов сошёл с ума. Засулич заступалась за честь и достоинство человека. Нельзя безнаказанно избивать и унижать человека. Первый и второй солдаты чешут в потылицах: «А энтот Боголюбов он чё … полюбовник твой был? Не? Ты его чё даже не знаешь? А чё ты тогда? Непонятна … ндаааа...»
Одно из самых сильных ощущений от этой книги – полное, абсолютное одиночество народников и народовольцев. Даже в той среде, интеллигентной и либеральной, которая им сочувствует. Есть в книге Гефтера потрясающий отрывок из воспоминаний Каблица, в юности народовольца, потом создателя «теории малых дел»... Я этот отрывок перескажу своими словами, потому что благодаря этому отрывку я впервые очень хорошо понял, за что и почему русские революционеры так ненавидят нас, русских либералов. Есть за что... Первая декада марта 1881 года. Александр IIубит. Среди народовольцев – повальные аресты. Каблиц и двое его друзей из народовольческой организации оказываются на либеральной, журналистско-литераторской (применим современное просторечие) тусовке.
Каблиц и его друзья мрачнее тучи, молчаливее гранита. Комплекс мрачности и молчаливости (нераздельный и неслиянный) таков: а чего радоваться? Погиб во время взрыва наш товарищ, Гриневицкий, швырнув бомбу ровнёхонько между подходящим к нему царём и собой, чтобы наверняка. Да и вообще радость по поводу того, что взрывом переломаны ноги у пожилого человека (царя) и убит оказавшийся с ним рядом мальчишка-пирожник не очень по печени. Тем паче, результат-то каков? Почти весь исполнительный комитет «Народной воли» схвачен. Никакого народного возмущения против самодержавия. Весь простонародный Питер готов бить смутьянов. В южных губерниях – погромы. Громят еврейские местечки (это ж жиды царя-батюшку... ясное дело...) С чего радоваться?
А либералы … радуются. Пьют шампанское, улыбаются, делятся новостями из конфиденциальных источников: «Мне знакомая фрейлина говорила: двор в панике. Новый царь зас... испугался. Да, да, он уже готов подписать Конституцию, гарантирующую политические права и свободы. Да! Это точно … вот, вот … будут проведены свободные выборы в представительные органы новой России. Господа, ещё шампанское...» Вот как должны были смотреть ребята, которых вот, вот должны были арестовать и отправить кого на каторгу, кого в ссылку, а кого и в смерть на этот пир недо-победителей? Вот так они и смотрели.
Самое интересное, что вот эта аксиома об ошибочности, тупиковости тактики и стратегии «Народной Воли» незыблема у автора послесловия к гефтеровской «Антологии...», Якова Гордина. Предисловие – умное, хорошее. Там есть очень тонкое и верное замечание о сильном дворянском элементе во всём народническом движении и в народовольческом, в том числе. (Андрей Желябов – в помощь. Один абзац из его речи на суде был вырезан, как царской, так и советской цензурами: «К сожалению, – сказал сын крепостных из крымской деревни Кашка-Чекрек, – по-прежнему основную массу наших революционных кружков составляет дворянская молодёжь...»).
И в этом же предисловии Гордин пишет: «...издание при демонстрации очевидной высоты помыслов членов Исполнительного комитета и их соратников отнюдь не является апологетикой террора, но убедительной демонстрацией тупиковости этой модели воздействия на несовершенную реальность». Вне всякого сомнения у Гефтера были именно такие намерения, раз он в своём предисловии написал: «Составитель видит свою задачу, чтобы без всякого насилия над материалом представить отдельные составляющие революционного действия не врозь, а синхронно, помогая тем самым читателю увидеть сугубо непростую родословную народнического террора и изначально скрытый в нём тупик движения в целом».
Иной вопрос, насколько это намерение удалось воплотить. Этот вопрос возвращает меня к третьей трудности... Сказать (или написать), прочитав эту книгу, что автор убедительно показывает тупик народовольческого движения, всё равно что прочитав книгу о разгроме карателями партизанского отряда, написать: автор убедительно показывает тупик партизанского движения. Ведь какая схема развития народовольческого движения вырисовывается по прочтении «Антологии...»? Существуют в стране, охваченной кризисом, молодые люди, у которых есть некая программа выхода из кризиса. Правильная она, неправильная, будет эта программа принята населением страны – молодые люди знать не могут. За мирную пропаганду их арестовывают и ссылают. Тогда молодые люди обращаются к власти: мы не знаем, чего хочет народ, вы не знаете. Обратная связь порушена. Давайте её создадим. В цивилизованных странах (после всех кровавых революций) эта связь есть. Она называется: демократия. Свобода слова, свобода собраний, агитации и пропаганды, выборы во все органы власти. Давайте соберём Учредительное собрание (выбранное по всем вышеуказанным правилам). Оно и решит, какой быть России. Решит оставить самодержавие? Мы склоним головы перед народной волей, но … с сохранением нашего права на мирную пропаганду наших идей. Если вы на это наше предложение не согласны – у нас один выход: террор. Охота на вашего главаря. Готовьтесь.
А какой у них, у этих молодых людей есть выход из создавшейся общественно-политической ситуации? И стоит признать: они вынудили власть начать отступление. Либералы в первой декаде марта 1881 года не зря радовались. Да, был подготовлен очень ограниченный, очень урезанный вариант конституции. Царь бы его подписал, если бы жандармы не донесли ему: всё, почти все злодеи переловлены. Покушений опасаться больше нечего. Здесь стоит говорить не о тупике народовольческого движения, а о тупике страны и власти этой страны, которая твёрдо и неуклонно берёт курс на Октябрьскую социалистическую революцию...
Гефтер М. Я. Апология народничества. Под ред. В. Г. Виноградского, М. Г. Пугачёвой, М. Я. Рожанского; коммент. и именн. указ. В. А. Твардовской. – СПб., Нестор-История, 2020 – 688 с.
Источник
