Гасан Гусейнов. «Есть мнение, что знание вредно» Рецензия на книгу: Ирина Флиге. Сандормох. Драматургия смыслов. СПб., Нестор- история, 2019, 208 с. ISBN 978-5-446-91564-4

Древние греки, придумавшие эту вашу демократию, настойчиво противопоставляли знание мнению. Дескать, знание – это сила, а мнение – вещь переменчивая и обманчивая. В самом деле, квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Это мы знаем точно. На основании этого знания мы можем дом построить. А вот, например, кому доверить общественные деньги на строительство дома, это уже вопрос общественного мнения. Чье мнение правильное, сказать нельзя, вот и приходится выбирать. А уже выбранные будут решать, какому строителю что, сколько и когда доверить. Вот такой парадокс.



Поэтому текущая политика строится на мнениях, а в истории на первом месте – знание. Вот почему древние греки считали, что покойники наделены твердым знанием не только прошедшего, но и будущего. И за знанием часто отправлялись туда, в загробное царство.

Одиссей, например, узнал, что пути ему не будет до тех пор, пока он не похоронит молодого спутника Эльпенора, упавшего с крыши и сломавшего шею.



Это – забираются прошлое, чтобы узнать о будущем, – делают и современные историки, работающие в архивах, раскапывающие захоронения. В том числе – такие, где лежат давно убитые люди. В большинстве случаев сами убийцы вынуждены архивировать эти сведения. Чтобы прятать концы в воду, нужно держать эти концы в своих руках. И советская власть как раз этим исправно занималась. Сами чекисты сохранили документы о массовых казнях и захоронениях. Для внутренней отчетности. Этот источник знания о советском прошлом дополнился показаниями свидетелей, документами, сохраненными в других странах, а главное – раскопками на месте преступления.



В 2019 году в Петербурге вышла книга Ирины Флиге «Сандормох – драматургия смыслов». Это не просто публикация документов о казнях заключенных Соловецкого лагеря в 1937-1938 годах, и не просто подробный рассказ о том, как мучительно современные исследователи – от Вениамина Иофе до Юрия Дмитриева и самой Ирины Флиге – получали доступ к этим документам, хранящимся в архивах ФСБ – организации-наследницы НКВД-КГБ.



Книга Ирины Флиге хорошо объясняет, почему нынешние власти Российской Федерации так не любят 1990-е годы и почему, в частности, так боятся попадания в законодательные органы России независимых депутатов. В 1990-е годы исполнительные органы были вынуждены предоставлять исследователям архивные документы по запросам депутатов Госдумы РФ. Достаточно одному человеку, облеченному парламентскими полномочиями, отправить соответствующий запрос, достаточно одному ответственному архивариусу отпустить на волю документ из архивной тюрьмы, и – восстанавливается историческое событие, приобретается то самое знание о прошлом, от которого зависит будущее этой страны.

Вениамин Иофе в 1997 году на открытии кладбища казненных в Сандормохе сказал:

«60 лет назад великая мировая держава захотела уничтожить тысячу человек так, чтобы даже памяти о них не оставалось. У нее были все возможности государства, у них — только сила собственной личности. Сегодня мы знаем поименно и всех жертв, и всех приговоривших, и всех исполнителей, и тех, кто возил, и тех, кто стрелял, — всех. Это значит, что эти люди победили, что люди вообще могут побеждать, но для этого нужно одно — найти пропавший этап».

Этого, однако, оказалось мало.

Двадцать лет спустя наследники НКВД в ФСБ опомнились и освежили советские формулы – «не надо обобщать» и «есть мнение».



Есть мнение, говорят нам, что знание о преступности советского режима изменит отношение граждан и к текущему руководству страны. Допустить этого, конечно, никак нельзя. Ведь великая же держава. Ну ладно, отдельный человек, даже товарищ Сталин, мог оказаться не очень хорошим. А тут ведь речь идет о чести нашей великой родины. На основании примерно такого суждения фабрикуется уголовное дело против стерегущего память о Сандормохе Юрия Дмитриева.



Один эпизод в книге Ирины Флиге хорошо объясняет страхи нынешних чекистов и примкнувших к ним работников правоприменительных органов.

«Дождавшись приезда помощника районного прокурора В.А. Фирстова, с его санкции из верхнего слоя извлекли черепа с пулевыми отверстиями и составили заявление в прокуратуру, содержащее «акт обнаружения останков массового захоронения казненных» и просьбу возбудить уголовное дело по факту обнаружения массового захоронения.

Реакция Фирстова была нетривиальной (или, наоборот, слишком предсказуемой): он заявил, что это не массовое захоронение, а «неединичное». На наши возражения, что здесь по всему лесу такие же расстрельные ямы, последовал ответ: «Неочевидно».

Тогда мы предложили вскрыть в присутствии районной прокуратуры любое другое проседание. Прокурор выбрал самую невыразительную яму — результат оказался тот же: костные останки в несколько слоев на глубине двух метров. Изъяв для экспертизы два черепа, представители прокуратуры удалились.

Через несколько дней Дмитриев, опять в присутствии помощника прокурора Фирстова, выехал на место захоронений, вскрыл еще 5 расстрельных ям и передал для экспертизы дополнительные материалы. 17 июля на основании постановления помощника прокурора в медико-криминологическом отделении Бюро судебно- медицинской экспертизы минздрава Республики Карелия была проведена экспертиза костных останков из могил No1, No39, No40 (нумерация по номерам столбиков). В заключении эксперта от 25 июля сказано: «...давность захоронения свыше 50 лет...»,

«На всех черепах имеются пулевые огнестрельные повреждения. Входные отверстия расположены в затылочных костях, выходные на лобных костях».

12 августа 1997 все тот же Фирстов вынес Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела:

В ходе осмотра места происшествия были вырыты пять ям, глубиной до 3-х метров и диаметром 4 метра. В указанных ямах были обнаружены остатки человеческих скелетов, которые лежали несколькими слоями. Из трех ям были извлечены 4 черепа и отдельные части скелета, которые были подвергнуты судебно-медицинскому исследованию.

По заключению судебно-медицинского эксперта обнаруженные кости и черепа человека пролежали в земле свыше 50 лет. На всех черепах имеются пулевые огнестрельные повреждения. Входные отверстия расположены на затылочных костях, выходные на лобных костях. <...>

По пояснению Дмитриева Ю.А. поисковые мероприятия проводились с целью установления мест массовых захоронений жертв политических репрессий, проводимых в 1937–1938 годах.

<...>

Исходя из осмотра места происшествия и заключения судебно- медицинского эксперта можно сделать выводы о том, что смерть четырех человек <...> является насильственной и наступила свыше 50 лет назад. В связи с этим следует, что погибшие не являются потерпевшими от преступлений, совершенных в настоящее время, поэтому оснований для возбуждения уголовного дела не имеется.

На основании изложенного, руководствуясь п.1 с.5 УПК РСФСР, ст. 9 УПК РСФСР, Постановил:

В возбуждении уголовного дела по факту обнаружения частей скелетов 4-х человек отказать за отсутствием события преступления <...>.

По предложению Иофе захоронению в лесном урочище было дано название Сандормох

— так на старых картах назывался находившийся неподалеку заброшенный хутор».



Старая советская формула «не обобщать» воспроизводится все так же красиво: не «массовое захоронение», а «неединичное».

1111 простреленных черепов есть, а события преступления – нет.

Как говаривало советское начальство, «есть мнение», что знание о преступлениях, совершенных от имени «великого государства» в Сандормохе или в Катыни, в Чечне или в Крыму, это источник неприятностей для текущего режима-наследника ЧК- НКВД-КГБ. Сейчас это мнение популярно – не только у старших, но и у довольно многих молодых людей. Весь вопрос, как долго еще.

Несколько десятилетий пыталась советская пропаганда переложить вину за расстрел войсками НКВД поляков в Катыни на немцев. Знание собственных архивов не позволило. Сейчас наследники КГБ СССР из Военно-исторического общества пытаются доказать, что в Сандормохе это не советские чекисты расстреливали своих сограждан, а финские солдаты – советских военнопленных во время второй мировой войны.

Все участники процесса знают, что затея Военно-исторического общества – жалкая пропагандистская ложь. Но почему же многие люди с такой охотой бегут за этой ложью? Да потому что цепочка уж больно короткая. И в конце ее будет закрыт нынешний этап российской государственности – и чекистской реконкисты 1999 года с приходом к власти ЧК-НКВД-КГБ-ФСБ, и вероломного нападения на Украину в 2014, и прелестей «неединичных» убийств политических оппонентов – всей той кухни, вонь из которой и не хочет терпеть свободный молодой человек.



Преследование Юрия Дмитриева, или Чекистская реконкиста

Ликвидация по крайней мере нескольких политических противников текущей власти была, возможно, прямой местью за обидные высказывания. Мне, например, кажется вполне убедительным суждение, что Бориса Немцова и Анну Политковскую убили от обиды за диагноз, данный ими нескольким руководителям всего государства в целом и одного отдельно взятого региона.

Острота, с которой многие люди воспринимают грамотных людей на службе у косноязычного массового идиота, лично мне стала понятнее после того, как я сопоставил интервью обоих предполагаемых убийц англичанки, жительницы Солсбери, вместо отца и дочери Скрипалей – Петрова и Боширова – с заявлением капитана Михаила Родионовича Матвеева, опубликованным в книге Ирины Флиге «Сандормох: драматургия смыслов».

Капитан госбезопасности Матвеев выражается, возможно, чуть менее грамотно, чем оба предполагаемых полковника, работавших под прикрытием мелкооптовой торговли аминокислотами. Но стиль высказывания у них общий.

Петрова и Боширова послали в командировку устранить подонка и предателя Скрипаля, а Матвеева – организовать разгрузку Соловецкого лагеря, т.е. расстрел контриков.

Председателю Трибунала Погран. Войск УНКВД Ленинградсково Военново Округа От арестованова

Матвеева Михаила Родионовича

Начала Октября 1937 года когда я был командирован Ленинградским УНКВД осмотреть место на стан. Мет. гора на предмет приведения приговоров осмотрев место и условия я выехал Ленинград для доклада прибыв.Доложив Пом.Н-ка УНКВД ЛО Состе и вместе сним пошли докладывать Заковскому. <...> Я доложил что роботать Мет Горе совершенно невозможно как всмысле консперации так и вовсем местные условия нет транспорта, нет всех тех необходимых удобств которыя необходимы. И что роботать совершенно невозможно. Мне в присудствие Состе было предложено Заковским выехать для роботы, что роботу нужно произвести там, т.е. Мет Горе. Когда я попросил у Состе две оперативные машины он сказал Ленинград операцию срывать не могу машин недал и в людях в место тридцати восьми человек просимых мною было дано только 12 человек и дали несколько грузовых покрышек и предложили немедлено выехать к месту что я изделал. После приведения приговоров Мет Горе вернувшись Ленинград после октябрьских праздников я написал подробный рапорт на имя н-к УНКВД ЛО Заковскова передав его Состе изложив подробно в рапорте при какой обстановки пришлось работать что для конвоирования в машину у меня была сделана деревянная палка (колотушка) в целях самозащиты и что у меня был побег и что у меня вовремя роботы при вяски было два человека удушено и отом что я несколько человек ударил вовремя контр революционых выкриков. Мои нехорошия поступки те отом что я несколько человек ударил еще обясняю следующим что 1937 году сентябре и августе у меня очень обострена нервная система что может потвердить заведующий поликлиникой УНКВД ЛО Ольшанец[?] и Зав. санотделом который ставил вопрос Состе сентябре месяце немедленно меня освободить от роботы и послать отпуск. И еще мне больше всего помог первый побег приговореных я ростерялся совершенно и немог роботать.

Последние пять ночей я совершенно неспал. Ходил как ненормальный.

Учитывая все изложенное товар [зачеркнуто автором] гражд. Председатель Трибунала считаю что [1 слово нрзб.] я и подписал предявленую мне статию обвинения считаю что статия предявлена неправильно через чур жестока.

Прошу учесть мою прозьбу. [подпись] 14/IV 39

Заявление М.Р. Матвеева председателю Военного трибунала войск НКВД Ленинградского округа от 14.04.1939. Архив УФСБ по Республике Карелия. Фонд Следственных дел. Д.No11602. Т.4. Л.138–139. Цит. По: Ирина Флиге. Сандормох. СПб, 2019, с. 61-62.



Конечно, капитан Матвеев, в 1939 году попавший под следствие в рамках чистки НКВД от ежовских кадров, гораздо более суровый человек, чем Петров-Боширов, жаловавшийся Маргарите Симоньян и Владимиру Путину на страшную «жижу», которая помешала обоим витязям передвигаться по холодному городу Солсбери в поисках предателя, укрывшегося там от чекистского правосудия.



Матвеева судили не за то, что расстреливал советских граждан (в этом состояла «робота», которую он упоминает в рапорте), а за то, что перед расстрелом еще и избивал этих граждан палкой (колотушкой). Политрук дивизиона, где служил товарищ Матвеев, давал такие показания:

«Находившаяся Ленинградская бригада во главе с Капитаном госбезопасности МАТВЕЕВЫМ по приведению приговоров в исполнение, по Соловецким заключенным, проводила подготовку в изоляторе для погрузки в автомашину. В комнате, где находились осужденные со связанными руками и ногами, одна из них выкинула контрреволюционную террористическую фразу по отношению вождя партии, после этого кем то из Ленинградской бригады она была ударена ногой в живот, наложена петля на шею и удушена. Также с Соловецкого этапа при вязке рук в изоляторе было убито на смерть два заключенных фамилии их не знаю».

Мне кажется, готовность определенной категории граждан поступить точно так же в отношении «выкидывающих контрреволюционные террористические фразы» в последние годы снова растет. Во всяком случае, людям в масках с дубинами и в шлемах теперь разрешено подавать в суд на безоружных граждан за причинение боли и морального ущерба путем прикосновения к шлему. Да и «контрреволюционные террористические фразы» теперь называются короче – «призывом к экстремизму».

Конечно, обычного человека не может не тревожить, даже прямо скажем – не может не пугать, смертельно пугать, наличие в стране заметного круга людей, для которых удар безоружного в живот или палкой, или отравление предателя, или выстрел в безоружного противника – это нормальная вещь. И что по поводу этой нормальной вещи можно давать такие простые показания, как, например, у того же капитана Матвеева:

«Осужденных к ВМН привозили на машине в предназначенное на это место, т. е. в лес, вырывали большие ямы и там-же в указанной яме приказывали арестованному ложиться вниз лицом, после чего в упор из револьвера арестованного стреляли».

Некоторые из предполагаемых мастеров истребления человеков сделали приличную карьеру, а вот бесследное исчезновение других вселяет дополнительную тревогу. Куда они делись-то, невинные и оболганные британским правосудием Петров и Боширов, предприниматели средней руки, торгующие аминокислотами в безвоздушном пространстве? Не обидел ли их кто уже здесь, на родине обиженных англичанами героев? Пусть они провалили майский указ президента, но ведь старались. Объяснение дали на всю страну. Неужели к ним применили какие-то, страшно подумать, неправовые методы ведения следствия? Или они растворились в воздухе в рамках программы защиты свидетелей?

Вот почему подспудно общество волнует и другой вопрос: не слишком ли усердно грамотные люди помогают новому человеку массы? Грянувшему хаму? Ведь как ни крути, а определяют климат в стране именно матвеевы, петровы и бошировы, наши дубинщики-стрекозы, испытывающие боль от прикосновения к их шлемам и бронежилетам. Книга Ирины Флиг объясняет, почему этот антропологический тип не удалось очеловечить за целый век.

Гасан Чингизович Гусейнов 

Источник