«Я проделал кампанию в качестве не то солдата, не то путешественника...» Критика энциклопедической статьи о работе А. С. Пушкина «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года»
Рецензия на статью А. А. Долинина «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года» в четвёртом выпуске академического издания «Пушкинская энциклопедия: произведения» (2020). Анализируется односторонняя авторская трактовка работы классика русской литературы, не отражающая военно-политическую обстановку 1828—1829 гг. в России, на Кавказе и в Турции и не упоминающая боевые действия Отдельного Кавказского корпуса. Автор — главный конструктор направления АО «СПМБМ “Малахит”», контр-адмирал в отставке, доктор технических наук, доцент Г. Н. Антонов (г. Гатчина).
С 2009 года Институт русской литературы (Пушкинский Дом) Российской академии наук (ИРЛИ РАН) осуществляет замечательный проект академического издания — «Пушкинская энциклопедия», которая, по замыслу учёных-пушкиноведов, является «специальной серией тематических выпусков, задуманной как полный свод сведений о всех произведениях поэта, расположенных в алфавитном порядке». В конце 2020 года осуществлён четвёртый выпуск энциклопедии (П—Р), как и предыдущий третий выпуск, имевший тираж всего 300 экземпляров. Понятно, что в связи с таким малым тиражом издание сразу приобрело статус библиофильской редкости. Удивительно, что произошло это с академическим изданием, ведь энциклопедия — это реализация замыслов и чаяний не одного поколения пушкиноведов, мечтавших об этом ещё с начала XX века. Издания «Пушкинской энциклопедии» ожидали не только представители высокой академической науки, но и преподаватели университетов, учителя школ, библиофилы да и просто многочисленные поклонники творчества великого поэта. Увы, их надеждам сбыться было не суждено.
Делать критический разбор всех 139 статей, опубликованных на 622 страницах четвёртого выпуска энциклопедии, не входит в задачу автора. Остановим своё внимание только на одной из четырёх, самых больших по объёму статей американского профессора А. А. Долинина. Она посвящена работе А. С. Пушкина «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года».
В самом начале автор определяет жанровый вид этого классического произведения — «травелог в пяти главах, описывающих поездку Пушкина на Кавказ и в действующую армию графа Паскевича, которая вела кампанию в Турецкой Армении, увенчавшуюся взятием Арзрума». Травелог как литературный жанр, описывающий путешествие, получил наиболее широкое распространение в XIX столетии благодаря многочисленным военным, коммерческим и научным экспедициям. По мнению А. А. Майга, его создателем считается Франсуа Рене де Шатобриан (1768—1848), автор книги «Путешествие из Парижа в Иерусалим» (1811).
Но А. С. Пушкин поехал на войну, а не просто в путешествие, целью которого является его описание. В этом вся принципиальная разница, требующая, по нашему мнению, иного концептуального подхода к составлению академической энциклопедической статьи о данном произведении. Здесь следует учитывать, что ещё в апреле 1828 года через А. Х. Бенкендорфа поэт просил императора о зачислении его волонтёром в армию, действовавшую против турок, но получил отказ с мотивировкой, что «все места уже заняты».
Год спустя, объясняя причины посещения войск, он писал А. X. Бенкендорфу: «По прибытии на Кавказ я не мог устоять против желания повидаться с братом, который служит в Нижегородском драгунском полку и с которым я был разлучен в течение 5 лет.
Я подумал, что имею право съездить в Тифлис. Приехав, я уже не застал там армии. Я написал Николаю Раевскому, другу детства, с просьбой выхлопотать для меня разрешение на приезд в лагерь. Я прибыл туда в самый день перехода через Саган-лу, и, раз я уже был там, мне показалось неудобным уклониться от участия в делах, которые должны были последовать; вот почему я проделал кампанию в качестве не то солдата, не то путешественника».
Наверное, это важно — «определить» произведению жанровый тип. Но не покидает ощущение, что шесть лет, прошедших с момента поездки до издания «Путешествия в Арзрум...», понадобились А. С. Пушкину для осмысления увиденного и оценки происшедшего с исторической, а возможно, и военно-политической точки зрения.
Обращает на себя внимание смахивающее на пренебрежительное именование автором доблестного Отдельного Кавказского корпуса — «действующей армией», а её легендарного командующего генерала от инфантерии графа Ивана Фёдоровича Паскевича-Эриванского просто графом Паскевичем.
Этим автор выразил своё отношение к военной теме пушкинского «Путешествия в Арзрум...» как малозначимой или вовсе не существующей. Об этом же свидетельствует приведённый на стр. 425-426 перечень литературы из 42 наименований, среди которых нет ни одного источника о действиях российской армии в войне с Турцией 1828—1829 гг. или военных операциях Отдельного Кавказского корпуса. Без этого вряд ли можно аргументированно обосновать причину поездки Пушкина на войну.
По крайней мере показать хронологию путешествия на фоне происходивших военных действий представляется просто необходимым. Тем более что в библиотеке Пушкинского Дома имеется весьма авторитетный источник. Речь идёт о работе известного пушкиниста Н. А. Раевского «Жизнь за отечество», опубликованной в нескольких номерах журнала Союза писателей Казахстана «Простор» ещё в конце 70 — начале 80-х годов прошлого века.
Кроме этого, в рукописном отделе Пушкинского Дома хранится именной фонд Н. А. Раевского (фонд № 374), в котором за номером 70 числится машинописный текст доклада «Пушкин и война», сделанного им в 1937 году в Праге. В докладе присутствуют следующие примечательные строки: «...До сих пор, однако, такой монографии (по теме «Пушкин и война» — Прим. авт.) нет, и удивляться этому особенно не приходится. Написать её мог бы только опытный пушкинист, хорошо знающий военное дело и сам побывавший в бою. В противном случае — пострадает либо Пушкин, либо война».
Относительно энциклопедической статьи А. А. Долинина создаётся впечатление, что пострадали оба: и война, и Пушкин.
Без малого шесть страниц своей статьи американский профессор посвятил «проблемам» предисловия Пушкина и роли «французского купеческого консула Фонтанье». Заодно он походя и бездоказательно объявил о том, что «молодые офицеры и разжалованные декабристы в большинстве своём Паскевича не любили».
Во-первых, молодые офицеры не могли не гордиться своим успешным командующим, ведшим их от победы к победе, да к тому же щедро одаривавшим ходатайствами о достойном награждении и продвижении по службе. Это незыблемая категория военной психологии, с которой Долинин, видимо, совершенно не знаком. Такая категория, как «любовь», вообще не применима к военной службе.
Во-вторых, о «разжалованных декабристах», которых в частях Отдельного Кавказского корпуса общей численностью около 38 тыс. военнослужащих было всего 60 человек, из которых 44 — разжалованных в солдаты, а 16 — переведённых на Кавказ с сохранением офицерского чина. Возможно, среди них были и те, кто испытывал личную неприязнь к графу И. Ф. Паскевичу-Эриванскому, но фактов публичного проявления такого отношения к генералу от инфантерии во время боевых действий отмечено не было.
Нередко случалось наоборот. Пример тому — судьба Михаила Ивановича Пущина — младшего брата лицейского одноклассника Пушкина Ивана Пущина. В 1825 году он был поручиком лейб-гвардии Конно-пионерного эскадрона. За участие в Декабрьском восстании был осуждён по X разряду, лишён дворянства и разжалован в солдаты с выслугой. С 1827 года служил в 8-м Пионерном батальоне инженерных войск Отдельного Кавказского корпуса. За отличия в боях к 1829 году получил чин поручика.
Впоследствии он дослужился до звания генерал-майора. Ещё один лицейский товарищ Пушкина, князь Горчаков, в своих мемуарах привёл интереснейший факт, касающийся непосредственно Михаила Пущина и графа И. Ф. Паскевича-Эриванского, относимый к лету 1857 года: «...Император Александр II, сидя вместе со мной в тенистой аллее Киссингена, заметил проходившего мимо человека преклонных лет. На вопрос: “Кто это?” — Горчаков назвал М. И. Пущина и рассказал государю грустную повесть его жизни.
Некогда любимец великого князя Николая Павловича, он имел несчастье попасть в катастрофу 14 декабря, за что был разжалован в солдаты. Выдающиеся способности его, беспредельная храбрость и честная служба в солдатской шинели скоро пробили ему дорогу и сделали его правой рукой Паскевича. Ряд подвигов в персидскую войну доставил Пущину офицерский чин, но не дал Георгиевского креста, который он заслуживал своей храбростью. Много раз Паскевич представлял его к этому высокому знаку отличия, но Николай I всякий раз его отклонял. Выслушав рассказ Горчакова, государь с благодушием принял участие в старике и повелел капитулу разыскать представление Пущина к ордену Святого Георгия 4-й степени. Дело, пролежавшее тридцать лет под архивной пылью, было найдено, и М. Пущин получил заслуженную награду».
Хочется пояснить уважаемому американскому филологу, недостаточно ориентирующемуся в вопросах военной службы, что вопреки известному негативному мнению императора вновь и вновь представлять М. И. Пущина к высокой награде мог только смелый и независимый в своих суждениях генерал, каким и был граф И. Ф. Паскевич. За что его высоко ценили в офицерской среде.
Наибольшее недоумение вызывает предпринятая А. А. Долининым попытка фактически обвинить Пушкина в плагиате, замаскировав его под термин «заимствование». Каких только авторов и источников он ни привёл в качестве доказательства: «Записки во время поездки из Астрахани на Кавказ и в Грузию в 1827 году» Н. А. Нефедьева; «Путешествие по степям Астрахани и Кавказа в 1829 году» графа Яна Потоцкого; книгу 1834 года американских миссионеров об Армении. Здесь особенно занимателен пассаж Долинина в отношении «молодого генерала польского происхождения Р.», который якобы летом 1830 года на Кавказе оказывал этим миссионерам «немалые услуги». За таинственным «Р» предлагается понимать генерал-майора Н. Н. Раевского-младшего.
Всё бы хорошо, но он ещё в 1829 году был отстранён от командования гренадерским Нижегородским полком и удалён из Отдельного Кавказского корпуса. Ненадолго арестован, а потом уволен с военной службы, причём по справедливости: через офицерское расследование за халатное исполнение своих служебных обязанностей 20 июня 1829 года при преследовании разбитой у Мелидюза турецкой армии.
Идею «плагиата» Долинин подкрепляет копиями реляций лицейского товарища Пушкина — В. Д. Вольховского, генерал-майора, бывшего в то время начальником квартирмейстерской части корпуса, которыми классик пользовался в качестве справочного материала. Американский профессор обвиняет Пушкина в том, что он «...взял из них несколько отдельных слов, имён и фраз для создания иллюзии полной достоверности»! Следуя этой логике, любой писатель может быть обвинён в плагиате как минимум по отношению к словарю В. И. Даля. А что имел в виду Долинин под «иллюзией полной достоверности»? Неужели осмелился зародить сомнение относительно факта пребывания Пушкина в Арзруме?
Можно было бы и далее излагать своё недоумение своеобразностью трактовки американским профессором университета Wisconsin–Madison А. А. Долининым работы А. С. Пушкина «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года». Однако более правильно адресовать руководителю научного коллектива, члену-корреспонденту РАН, доктору филологических наук, профессору М. А. Виролайнен следующие вопросы:— кто из учёных ИРЛИ РАН (Пушкинский Дом) или другой научной организации осуществлял рецензирование (научную экспертизу) данной статьи? — рассматривалась ли рецензия на заседании Учёного совета института или на заседании редакционного совета академического издания «Пушкинская энциклопедия»?
Полное игнорирование в энциклопедической статье военно-политической обстановки 1828—1829 гг. в России, на Кавказе и в Турции, на фоне которой было создано пушкинское «Путешествие в Арзрум...», хронологии военных событий, боевых действий Отдельного Кавказского корпуса отрывает классическое произведение от исторической реальности, низводя его к рядовой беллетристике.
А ведь у Пушкина ясно показано, что речь идёт всё-таки о войне и об исторической миссии России как «гаранта миропорядка» в стратегически привлекательных, но диких и нищих регионах. Причём в противовес стратегам с османскими намерениями геноцида и отуречивания местного населения.
Изучая подобные энциклопедические статьи, лишь в одном соглашаешься с американским профессором А. А. Долининым: «...после смерти Лотмана и Вацуро не осталось эрудированных учёных, блестяще знающих всю пушкинскую эпоху и помнящих самый маленький клочок пушкинской рукописи».