Константин Митрошенков. Как Томас Манн (почти) подружился с коммунизмом. // gorky.media 23 сентября 2021
Времена писателей, способных влиять на мировую политику, продлились недолго и остались в прошлом, но назвать исчерпывающими наши знания о том, как именно литераторы реализовывали свои политические амбиции в условиях биполярного мира, пока еще сложно. Почему, например, Томаса Манна, «буржуазного индивидуалиста», так высоко ценили в СССР и десятилетиями пытались привлечь к сотрудничеству, а автор «Волшебной горы» хотя и держал некоторую дистанцию, но не отвергал советских ухаживаний? Читайте об этом в рецензии Константина Митрошенкова на книгу «„Я не попутчик...“: Томас Манн и Советский Союз».
Алексей Баскаков. «Я не попутчик...»: Томас Манн и Советский Союз. СПб.: Нестор-История, 2021.
В период между двумя мировыми войнами Советский Союз привлекал многих западных интеллектуалов — не только убежденных коммунистов, но и «беспартийных попутчиков», с интересом наблюдавших за социалистическим экспериментом. СССР казался им страной будущего, и они часто готовы были закрывать глаза на такие досадные недостатки советского проекта, как репрессии, голод и нарушения прав граждан. Среди наиболее известных «западных друзей» можно назвать Лиона Фейхтвангера, Ромена Роллана и Анри Барбюса, посещавших Советский Союз и беседовавших со Сталиным в его кремлевском кабинете.
Томас Манн, в отличие от многих своих коллег, в Россию не ездил и со Сталиным не встречался. Автор «Волшебной горы» был более сдержанным в своих симпатиях, что не мешало ему неоднократно выступать в поддержку СССР, хотя и с некоторыми оговорками. В 1934 году Томас Манн так сформулировал свою позицию: «Я чту мир сражающегося коммунизма, но по своей сущности к нему не принадлежу». В свою очередь советская сторона стремилась произвести впечатление на потенциального союзника: писатель регулярно получал из Москвы крупные гонорары за издание своих произведений на русском языке, а советская пресса называла его «одним из наиболее глубоких и передовых мыслителей нашего времени».
Алексей Баскаков решил разобраться, что же скрывалось за этим обоюдным интересом. В книге «„Я не попутчик...”: Томас Манн и Советский Союз» он стремится ответить на два основных вопроса. Во-первых, чем привлекала страна победившей пролетарской революции беспартийного немецкого писателя, в годы Первой мировой войны поддерживавшего политику кайзера Вильгельма II? Во-вторых, какую пользу из сотрудничества с Томасом Манном хотел извлечь Советский Союз, в 1920-е и особенно в 1930-е годы уделявший большое внимание своему имиджу за рубежом?
Исследование Баскакова охватывает тридцать с лишним лет: начиная с Октябрьской революции, которая сразу заняла важное место в размышлениях Томаса Манна о будущем Европы, и заканчивая 1955 годом, когда писатель, к тому моменту заслуживший репутацию «друга Советского Союза», скончался в Цюрихе. Баскаков прослеживает, как в течение этого времени менялось отношение Томаса Манна к СССР.
Если в начале 1920-х годов Томас Манн говорил о «по-монгольски нивелирующей культуру <...> антиевропейской <...> сущности большевизма» и называл Ленина «Чингиз-ханом», то к середине десятилетия его все больше стал привлекать «миф социализма, т. е. позитивная, рационально „устремленная в будущее” идея». Баскаков связывает эту перемену с событиями в самой Германии, где набирал силу национал-социализм, взявший на вооружение «националистическую, „обращенную вспять” мистику», что вызывало у Томаса Манна серьезные опасения. Как ни странно, исследователь в этом контексте не упоминает о старшем брате писателя, Генрихе Манне, который придерживался леволиберальных взглядов и играл роль ангажированного интеллектуала в духе Эмиля Золя. Логично предположить, что общение с братом — часто довольно напряженное — также могло повлиять на Томаса Манна.
В 1933 году, после прихода нацистов к власти, Томас Манн с семьей был вынужден эмигрировать из Германии и поселиться в Цюрихе. Взгляды многих западных либеральных интеллектуалов были тогда обращены на Советский Союз, представлявшийся им «главным „бастионом в борьбе против фашизма и реакции”». Томас Манн не был исключением. В публичных выступлениях и в печати он призывал западные демократии отказаться от антикоммунистических предрассудков и совместно с Советским Союзом выступить против общего врага. Манн, как и другие антифашисты, был обескуражен пактом Молотова — Риббентропа, но после нападения Гитлера на СССР все вернулось на круги своя. Писатель, к тому моменту уже перебравшийся в США, восхищался героизмом Красной армии и надеялся, что после победы над нацизмом социализм и демократия найдут общий язык. «Сближение Советского Союза и держав Запада уже давно виделось ему символом будущего, лучшего мира», — резюмирует Баскаков.
Но примирения не случилось, и после окончания войны бывшие союзники вступили в затяжное противостояние. Отчасти из-за этого в 1952 году писатель покинул США, где к тому моменту развернулась охота на коммунистов, и переехал обратно в нейтральную Швейцарию, чтобы провести там остаток жизни. Томас Манн дважды посетил Восточную Германию, но гражданином ГДР так и не стал. В последние годы он резко критиковал агрессивную, по его мнению, внешнюю политику США, хотя присягать на верность коммунизму не спешил.
Даже в лучшие периоды отношение Томаса Манна к Советскому Союзу было довольно противоречивым. В мае 1939 года, еще до подписания пакта между СССР и Германией, он назвал национал-социализм и большевизм «двумя враждующими братьями», хотя и подчеркнул «моральное» превосходство последнего. Что самое интересное, в Москве на такие заявления реагировали спокойно и с пониманием относились к причудам буржуазного писателя. Культурная дипломатия Советского Союза (в книге Баскакова это понятие не используется, хотя и описываются соответствующие явления и процессы; я заимствую его у Майкла Дэвида-Фокса) была гибкой и определялась практическими соображениями, а не догмами.
В 1930-е годы Советский Союз активно искал союзников среди западных интеллектуалов. Москва, опасаясь усиления нацистской Германии, стремилась создать в Европе широкий антифашистский альянс. Кроме того, важно было продемонстрировать, что советский проект пользуется поддержкой «прогрессивной» общественности Запада. Томас Манн — писатель с мировым именем, получивший в 1929 году Нобелевскую премию — был в этом отношении очень ценным кадром.
Роль посредника между Томасом Манном и Москвой играл немецкий писатель Иоганнес Бехер, член Коммунистической партии Германии, эмигрировавший в 1935 году в СССР. Бехер «выполнял определенные деликатные поручения советского руководства»: в частности, перед ним была поставлена задача организовать Союз антифашистских немецких писателей. В 1934 году он писал: «Совершенно ошибочным является требование бичевать Т. Манна как контрреволюционера... правильно было бы со всей серьезностью указать Т. Манну, куда ведет этот путь, и противопоставить ему нашу точку зрения, — но не на казенном канцелярском языке бюрократов, а на языке, который можно просто назвать немецким».
Другим связующим звеном был журнал «Интернациональная литература», выходивший в 1930-е годы на четырех языках: русском, немецком, французском и английском. (Именно Бехер редактировал немецкоязычную версию.) Журнал регулярно публиковал статьи Томаса Манна и отрывки из его произведений. Сергей Динамов, главный редактор «Интернациональной литературы», в 1937 году даже попросил Манна написать материал, посвященный двадцатилетнему юбилею Октябрьской революции, но получил вежливый отказ.
В книге Баскакова есть один неожиданный на первый взгляд сюжет: взаимоотношения Томаса Манна с русскими писателями-эмигрантами — Иваном Буниным, Иваном Шмелевым и Иваном Наживиным. Баскаков подчеркивает, что Манн, который никогда не был ни в России, ни в Советском Союзе, судил о стране по сведениям из вторых рук — и в том числе по литературным произведениям. В этом отношении, считает исследователь, важную роль сыграл роман Наживина «Распутин», рассказывающий о крушении Российской империи и приходе большевиков к власти. Именно в этой книге Томас Манн нашел подтверждение тем «штампам и мифам», на которых основывалось его представление о России: «Он [роман] поддерживал иллюзию, что террор и насилие были лишь неким „русско-азиатским” явлением, и таким образом реабилитировали саму по себе „идею” [социализма], столь дорогую Томасу Манну».
Но эмигрантская линия интересует Баскакова не только по этой причине. Автор не устает повторять, что Советский Союз и нацистская Германия, при всех различиях, сходны по своей тоталитарной природе. Баскаков считает, что Томас Манн, призывавший бороться с нацизмом, но при этом с умеренной симпатией относившийся к СССР, придерживался двойных стандартов: «[Он] судил о национал-социализме по его преступлениям, а о коммунизме — по лучезарным картинам его пропаганды». То ли дело русские писатели-эмигранты, которые, по мнению исследователя, были более последовательны и относились к обоим режимам одинаково негативно.
И тут начинается самое странное. С особым восхищением Баскаков говорит о позиции Ивана Шмелева, который, «в оккупированном [немцами] Париже... сообразно своим возможностям, работал против нацистской идеологии и при этом ни на йоту не отступил от антисоветских убеждений. <...> Его пример наглядно показывал многим колеблющимся эмигрантам, что ненависть к Гитлеру совсем не обязательно означала симпатию к Сталину». Между тем после нападения Германии на СССР Шмелев писал Ольге Бредиус-Субботиной: «Я так озарен событием 22.VI, великим подвигом Рыцаря, поднявшего меч на Дьявола. Верю крепко, что крепкие узы братства отныне свяжут оба великих народа». В марте 1943 года он уверял свою корреспондентку, что «скоро начнутся ч у д е с а... Москва будет взята у красных — русскими войсками. <...> Да, в братском почетном союзе с Германией, на основе взаимного признания — вечного союза». Обо всем этом Баскаков предпочитает не упоминать и лишь цитирует самого Шмелева, после войны закономерно отрицавшего, что симпатизировал фашизму.
Стоит сказать о некоторых сюжетах, которые Баскаков либо не затронул, либо не уделил им достаточного внимания. За исключением нескольких упоминаний Георга Лукача, автор ничего не говорит о том, как произведения Томаса Манна трактовали советские критики и литературоведы. Кажется, что Баскакова Томас Манн больше интересует как публичный интеллектуал, а не писатель — по крайней мере, в этой книге. Также было бы интересно более подробно рассмотреть биографию Томаса Манна в контексте того, что Катерина Кларк называет «немецкой антифашистской диаспорой», одним из центров которой была Москва в 1930-е годы.
Тем не менее в целом книга Баскакова получилась удачной. Она не только дает представление о взаимоотношениях Томаса Манна и СССР, но и позволяет лучше разобраться в самом феномене «западных попутчиков». Случай нашего героя — европейского интеллектуала, не сумевшего или не пожелавшего понять, что на самом деле представляет собой Советский Союз, — примечателен, но не уникален для своего времени. И потому интересен.
