Книжная полка Никиты Елисеева. Выпуск 76. Место преступления
Вышла уникальная книга. Ирина Флиге «Сандормох. Драматургия смыслов». Уникальна она не потому, что эта книга о Большом Терроре. Про это написано немало, хотя если учесть, какое преступление было совершено и сколько об этом написано, то мало, непропорционально мало. Варлам Шаламов писал: «Лагерная тема – это очень большая тема, в ней легко разместится пять таких писателей, как Лев Толстой, сто таких писателей, как Солженицын». И это о беллетристике. А ведь должны быть и исследования каждого из островов «Архипелага ГУЛАГ’a». Исследования, которые проводятся на государственном уровне, а не только общественной организацией «Мемориал».
Так вот, уникальность книги одной из руководительниц петербургского «Мемориала» Ирины Флиге в том, что впервые подробно описано, как было обнаружено место преступления, место массового человекоубийства, Сандормох. Сандормох – одно из немногих обнаруженных мест захоронения расстрелянных. Скажем, воркутинские «мемориальцы» знают все имена расстрелянных в Воркутлаге, но место их захоронения найти не могут. Думаю, что в связи с тем, что район Воркутлага – район вечной мерзлоты, копать ямы умаешься – и не было никаких захоронений. Расстреливали и оставляли лежать в тундре. Звери, птицы растащат, что звери, птицы и сделали.
В Карелии нашли ямы, в которых убивали людей. Расстреливали не на краю ям, люди ложились в эти ямы, в них, лежащих, стреляли. Первым в годы перестройки за историю Большого Террора в Карелии взялся бывший … милиционер (если подумать, совершенно логично, кто же ещё должен заниматься расследованием преступления, как не милиционер?), заслуженный следователь Карельской АССР, Иван Иванович Чухин (погиб в 1997 году в автокатастрофе). Затем над этой темой (помимо других тем) работал бывший диссидент, зэк хрущёвско-брежневских времен, один из инициаторов создания общества «Мемориала», Вениамин Иофе (умер в 2002 году от последствия хулиганского нападения и избиения). Нашёл первые ямы с расстрелянными карельский краевед, «мемориалец», Юрий Дмитриев (ныне под судом по откровенно сфабрикованному делу).
Итак, Ирина Флиге подробно описывает, как питерские и карельские «мемориальцы» нашли Сандормох. Питерские «мемориальцы» занимались историей СЛОН’а (соловецкого лагеря особого назначения), впоследствии СТОН’а (соловецкой тюрьмы особого назначения). В частности, их интересовал вопрос, куда делся последний этап с Соловков, более тысячи человек, приговоренных к смерти и вывезенных с островов. Куда они делись? На Соловках бытовала легенда: утопили. Но это не так. Выяснилось, что это не так. Выяснилось случайно. Или закономерно? Когда люди что-то ищут, они могут это что-то найти в самом неожиданном месте.
В книге майора (или полковника?) ФСБ, тогда начальника архива ФСБ по Ленинградской области (ныне он директор Дома писателей на Звенигородской улице) Евгения Лукина «мемориальцы» наткнулись на дело чекиста Матвеева, осужденного в 1938 году за превышение власти во время проведения расстрелов. Избивал приговорённых специальной колотушкой, одну женщину задушил (отсидел за превышение власти пять лет, вышел, спокойно жил и умер в своей постели в 1974 году). В описании зверств Матвеева мелькнуло время действия – 1937 год, место действия – Медвежьегорск, и то, над кем он измывался – соловчане.
Значит, это и был тот самый исчезнувший соловецкий этап. Значит, искать надо было дело чекиста Матвеева, может, там будет точно указано место расстрелов. А потом искать это место в окрестностях города Медвежьегорска (в 1937 году посёлка Медгора). Ирина Флиге описывает, как им (уже в 90-е годы) с трудом удалось пробиться к этому делу, какие им чинили препоны. Когда дело, наконец, вручили, напротив исследователей уселся работник архива (в погонах, само собой, «наша служба (по обеспечению информационной безопасности) и опасна, и трудна», как же без погон-то?). Опогоненный архивист листал дело перед глазами исследователей. Успеют прочитать – молодцы. Нет, поезд ушёл. Всё корректно и вежливо, если исследователи просят остановить листание, останавливал, ждал, пока исследователи перепишут то, что их заинтересовало. (Какие ксероксы, сканеры, фотографирование? Ручкой, ручкой и поспешая, потому как боец в погонах может в любой момент вздохнуть и перевернуть страницу). Потом записанное было вручено работникам архива, нет, они его не уничтожили, деловито искромсали ножницами почти в лапшу. Ну, вот дешифруйте бумажную лапшу, раз такие … любознательные.
Кое-что удалось спасти от ножниц. В частности объяснительную записку самого Матвеева. Ирина Флиге этот документ приводит полностью, аутентично, с сохранением орфографии и синтаксиса подлинника. И я этот документ приведу почти полностью:
«Начала Октября 1937 года когда я был командирован Ленинградским УНКВД осмотреть место на стан Мет. гора на предмет приведения приговоров осмотрев место и условия я выехал в Ленинград для доклада прибыв Доложив Пом. Н-ка УНКВД ЛО Состе и вместе с ним пошли докладывать Заковскому. (…) Я доложил что роботать Мет Горе свершенно невозможно как всмысле консперации так и вовсем местные условия нет транспорта, нет всех тех необходимых удобств которые необходимы. И что роботать совершенно невозможно. Мне в присудствие Состе было предложено Заковским выехать для роботы, что роботу нужно произвести там, т. е. Мет Горе. Когда я попросил у Состе две оперативные машины он сказал Ленинград операцию срывать не могу машин недал и в людях в место тридцати восьмых человек просимых мною было дано только 12 человек и дали несколько грузовых покрышек и предложили немедленно выехать к месту что и изделал. (…)
После приведения приговоров Мет Горе вернувшись Ленинград после октябрьских праздников я написал подробный рапорт на имя н-к УНКВД ЛО Заковскова передав его Состе изложив подробно в рапорте при какой обстановке пришлось работать что для конвоирования в машину у меня была сделана деревянная палка (колотушка) в целях самозащиты и что у меня был побег и что у меня был побег и что у меня вовремя роботы при вяски было два человека удушено и отом что я несколко человек ударил вовремя контр революционных выкриков».
Уже ради этого документа стоило проводить разыскания. Кроме того, обнаружились истоки дела Матвеева. Этому делу предшествовало дело других чекистов, Шондыша и Бондаренко. Матвеев был прислан из Ленинграда. Шондыш и Бондаренко были местные, карельские. Они выполняли план по расстрелам, спущенный сверху. Хотелось выполнить план побыстрее. В это время появилась новая инструкция НКВД о беглецах, упрощающая делопроизводство. Побег – расстрел, сразу. Не мудрствуя лукаво, Шондыш и Бондаренко провели облаву на расконвоированных зэков, возвращающихся после работ в посёлке в лагерь. Часть из них расстреляли, придравшись к плохо оформленным справкам. Дата смазана, подпись нечёткая – механизм отработан.
Шондыш и Бондаренко не учли одного: расконвоированные – лагерная элита. Начальство потому и расконвоировало их, что они выполняют ту работу, какую никто вместо них выполнить не может: инженерную, бухгалтерскую, мало ли какую необходимую лагерному начальству. Лагерное начальство рассвирепело и пожаловалось в инстанции (те самые, что спускали план по расстрелам). Шондыша и Бондаренко взяли и влепили им … негуманное обращение с осуждёнными. Шондыш пожаловался, как же так? А вот товарищ Матвеев тоже бил осуждённых и даже душил их. И ничего. Ну, тогда и Матвеева взяли.
Так вот в показаниях трёх убийц и садистов мелькнуло место расстрелов: 16-й километр от Медвежьегорска. Поехали в Медвежьегорск готовить поисковую экспедицию. Это – осень 1996 года. ФСБ уже вцепилось в замки от своих секретов, а власти (и населению) ещё стыдно за то, что в нашей стране ни за что, ни про что арестовывали и расстреливали людей. Замглавы районной администрации Медвежьегорска Вячеслав Каштанов передал «мемориальцам» письмо от местной журналистки Надежды Ермолович. «Она писала, что её покойный супруг, местный краевед Николай Ермолович, неоднократно слышал от старожилов о расстрелах в песчаном карьере около дороги на Повенец, рядом со старым заброшенным финским хутором Сандромох». Это был как раз 16-й километр от Медвежьегорска. В апреле 1997 года «мемориальцы» договорились с районной администрацией о начале полевых работ. Каштанов договорился с начальством местного гарнизона о выделении солдат для участия в поисках. 1 июля 1997 года начались раскопки. В первый день раскопок местный краевед и «мемориалец» Юрий Дмитриев обнаружил первые черепа с пулевыми отверстиями. Потом он занимался помимо раскопок и архивными разысканиями. Продолжил работу Чухина. В 1999 году издал книгу «Место расстрела – Сандормох». В ней имена расстрелянных жителей Карелии сгруппированы по районам и сельсоветам, на каждого приведены краткие биоданные. В 2002 году издал книгу «Поминальные списки Карелии». Получается, что без учета соловецкого этапа (1.111 человек) в Сандормохе в 1937-38 годах было расстреляно 4955 заключённых концлагерей, 624 «трудпоселенца», 2338 «вольных» жителей Карельской республики. Все названы поимённо.
В Сандормохе лежат русские, евреи, поляки, украинцы (на первом траурном митинге украинский поэт и переводчик Иван Драч сказал: «Здесь больше украинской интеллигенции, чем на кладбищах Львова и Киева»), поляки, финны, удмурты, азербайджанцы, чеченцы, коммунисты, беспартийные, бывшие эсеры и меньшевики, православные, католики, иудеи, мусульмане, карелы, казаки. На излёте 90-х годов здесь были установлены надгробия, поставлен памятник. Стали проводиться ежегодные траурные митинги с участием, само собой, и зарубежных делегаций.
Флиге описывает не только завершение расследования, но и тот откат, который происходит на наших глазах. Рассказывает, в том числе, и об идиотской версии, вброшенной в СМИ карельскими «историками»: Сандормох – место, где финны во время оккупации Карелии расстреливали пленных. Один из аргументов в пользу этой версии великолепен: если это НКВД, то почему финны во время оккупации не раскопали этот могильник и не предъявили его граду и миру, как свидетельство преступлений НКВД? Значит, не НКВД. Подтекст этого аргумента абсолютно уголовный. Если бы расстреливало НКВД, чёрта с два бы нашли! «Истина такая сила, что скрывается даже в ошибке, даже в лжи» (Г. В. Ф. Гегель). Действительно, мест преступлений НКВД найдено не так уж много: Бутово под Москвой, Левашово под Петербургом, Катынь под Смоленском, Куропаты под Минском и Сандормох в Карелии. А мест таких – много, только пойди – найди их. Преступники стараются не оставлять следов. Соблюдают «консперацию». Часто им это удаётся.
Флиге И. А. Сандормох: драматургия смыслов. – СПб., Нестор-история, 2019 – 208 с.
Источник
Так вот, уникальность книги одной из руководительниц петербургского «Мемориала» Ирины Флиге в том, что впервые подробно описано, как было обнаружено место преступления, место массового человекоубийства, Сандормох. Сандормох – одно из немногих обнаруженных мест захоронения расстрелянных. Скажем, воркутинские «мемориальцы» знают все имена расстрелянных в Воркутлаге, но место их захоронения найти не могут. Думаю, что в связи с тем, что район Воркутлага – район вечной мерзлоты, копать ямы умаешься – и не было никаких захоронений. Расстреливали и оставляли лежать в тундре. Звери, птицы растащат, что звери, птицы и сделали.
В Карелии нашли ямы, в которых убивали людей. Расстреливали не на краю ям, люди ложились в эти ямы, в них, лежащих, стреляли. Первым в годы перестройки за историю Большого Террора в Карелии взялся бывший … милиционер (если подумать, совершенно логично, кто же ещё должен заниматься расследованием преступления, как не милиционер?), заслуженный следователь Карельской АССР, Иван Иванович Чухин (погиб в 1997 году в автокатастрофе). Затем над этой темой (помимо других тем) работал бывший диссидент, зэк хрущёвско-брежневских времен, один из инициаторов создания общества «Мемориала», Вениамин Иофе (умер в 2002 году от последствия хулиганского нападения и избиения). Нашёл первые ямы с расстрелянными карельский краевед, «мемориалец», Юрий Дмитриев (ныне под судом по откровенно сфабрикованному делу).
Итак, Ирина Флиге подробно описывает, как питерские и карельские «мемориальцы» нашли Сандормох. Питерские «мемориальцы» занимались историей СЛОН’а (соловецкого лагеря особого назначения), впоследствии СТОН’а (соловецкой тюрьмы особого назначения). В частности, их интересовал вопрос, куда делся последний этап с Соловков, более тысячи человек, приговоренных к смерти и вывезенных с островов. Куда они делись? На Соловках бытовала легенда: утопили. Но это не так. Выяснилось, что это не так. Выяснилось случайно. Или закономерно? Когда люди что-то ищут, они могут это что-то найти в самом неожиданном месте.
В книге майора (или полковника?) ФСБ, тогда начальника архива ФСБ по Ленинградской области (ныне он директор Дома писателей на Звенигородской улице) Евгения Лукина «мемориальцы» наткнулись на дело чекиста Матвеева, осужденного в 1938 году за превышение власти во время проведения расстрелов. Избивал приговорённых специальной колотушкой, одну женщину задушил (отсидел за превышение власти пять лет, вышел, спокойно жил и умер в своей постели в 1974 году). В описании зверств Матвеева мелькнуло время действия – 1937 год, место действия – Медвежьегорск, и то, над кем он измывался – соловчане.
Значит, это и был тот самый исчезнувший соловецкий этап. Значит, искать надо было дело чекиста Матвеева, может, там будет точно указано место расстрелов. А потом искать это место в окрестностях города Медвежьегорска (в 1937 году посёлка Медгора). Ирина Флиге описывает, как им (уже в 90-е годы) с трудом удалось пробиться к этому делу, какие им чинили препоны. Когда дело, наконец, вручили, напротив исследователей уселся работник архива (в погонах, само собой, «наша служба (по обеспечению информационной безопасности) и опасна, и трудна», как же без погон-то?). Опогоненный архивист листал дело перед глазами исследователей. Успеют прочитать – молодцы. Нет, поезд ушёл. Всё корректно и вежливо, если исследователи просят остановить листание, останавливал, ждал, пока исследователи перепишут то, что их заинтересовало. (Какие ксероксы, сканеры, фотографирование? Ручкой, ручкой и поспешая, потому как боец в погонах может в любой момент вздохнуть и перевернуть страницу). Потом записанное было вручено работникам архива, нет, они его не уничтожили, деловито искромсали ножницами почти в лапшу. Ну, вот дешифруйте бумажную лапшу, раз такие … любознательные.
Кое-что удалось спасти от ножниц. В частности объяснительную записку самого Матвеева. Ирина Флиге этот документ приводит полностью, аутентично, с сохранением орфографии и синтаксиса подлинника. И я этот документ приведу почти полностью:
«Начала Октября 1937 года когда я был командирован Ленинградским УНКВД осмотреть место на стан Мет. гора на предмет приведения приговоров осмотрев место и условия я выехал в Ленинград для доклада прибыв Доложив Пом. Н-ка УНКВД ЛО Состе и вместе с ним пошли докладывать Заковскому. (…) Я доложил что роботать Мет Горе свершенно невозможно как всмысле консперации так и вовсем местные условия нет транспорта, нет всех тех необходимых удобств которые необходимы. И что роботать совершенно невозможно. Мне в присудствие Состе было предложено Заковским выехать для роботы, что роботу нужно произвести там, т. е. Мет Горе. Когда я попросил у Состе две оперативные машины он сказал Ленинград операцию срывать не могу машин недал и в людях в место тридцати восьмых человек просимых мною было дано только 12 человек и дали несколько грузовых покрышек и предложили немедленно выехать к месту что и изделал. (…)
После приведения приговоров Мет Горе вернувшись Ленинград после октябрьских праздников я написал подробный рапорт на имя н-к УНКВД ЛО Заковскова передав его Состе изложив подробно в рапорте при какой обстановке пришлось работать что для конвоирования в машину у меня была сделана деревянная палка (колотушка) в целях самозащиты и что у меня был побег и что у меня был побег и что у меня вовремя роботы при вяски было два человека удушено и отом что я несколко человек ударил вовремя контр революционных выкриков».
Уже ради этого документа стоило проводить разыскания. Кроме того, обнаружились истоки дела Матвеева. Этому делу предшествовало дело других чекистов, Шондыша и Бондаренко. Матвеев был прислан из Ленинграда. Шондыш и Бондаренко были местные, карельские. Они выполняли план по расстрелам, спущенный сверху. Хотелось выполнить план побыстрее. В это время появилась новая инструкция НКВД о беглецах, упрощающая делопроизводство. Побег – расстрел, сразу. Не мудрствуя лукаво, Шондыш и Бондаренко провели облаву на расконвоированных зэков, возвращающихся после работ в посёлке в лагерь. Часть из них расстреляли, придравшись к плохо оформленным справкам. Дата смазана, подпись нечёткая – механизм отработан.
Шондыш и Бондаренко не учли одного: расконвоированные – лагерная элита. Начальство потому и расконвоировало их, что они выполняют ту работу, какую никто вместо них выполнить не может: инженерную, бухгалтерскую, мало ли какую необходимую лагерному начальству. Лагерное начальство рассвирепело и пожаловалось в инстанции (те самые, что спускали план по расстрелам). Шондыша и Бондаренко взяли и влепили им … негуманное обращение с осуждёнными. Шондыш пожаловался, как же так? А вот товарищ Матвеев тоже бил осуждённых и даже душил их. И ничего. Ну, тогда и Матвеева взяли.
Так вот в показаниях трёх убийц и садистов мелькнуло место расстрелов: 16-й километр от Медвежьегорска. Поехали в Медвежьегорск готовить поисковую экспедицию. Это – осень 1996 года. ФСБ уже вцепилось в замки от своих секретов, а власти (и населению) ещё стыдно за то, что в нашей стране ни за что, ни про что арестовывали и расстреливали людей. Замглавы районной администрации Медвежьегорска Вячеслав Каштанов передал «мемориальцам» письмо от местной журналистки Надежды Ермолович. «Она писала, что её покойный супруг, местный краевед Николай Ермолович, неоднократно слышал от старожилов о расстрелах в песчаном карьере около дороги на Повенец, рядом со старым заброшенным финским хутором Сандромох». Это был как раз 16-й километр от Медвежьегорска. В апреле 1997 года «мемориальцы» договорились с районной администрацией о начале полевых работ. Каштанов договорился с начальством местного гарнизона о выделении солдат для участия в поисках. 1 июля 1997 года начались раскопки. В первый день раскопок местный краевед и «мемориалец» Юрий Дмитриев обнаружил первые черепа с пулевыми отверстиями. Потом он занимался помимо раскопок и архивными разысканиями. Продолжил работу Чухина. В 1999 году издал книгу «Место расстрела – Сандормох». В ней имена расстрелянных жителей Карелии сгруппированы по районам и сельсоветам, на каждого приведены краткие биоданные. В 2002 году издал книгу «Поминальные списки Карелии». Получается, что без учета соловецкого этапа (1.111 человек) в Сандормохе в 1937-38 годах было расстреляно 4955 заключённых концлагерей, 624 «трудпоселенца», 2338 «вольных» жителей Карельской республики. Все названы поимённо.
В Сандормохе лежат русские, евреи, поляки, украинцы (на первом траурном митинге украинский поэт и переводчик Иван Драч сказал: «Здесь больше украинской интеллигенции, чем на кладбищах Львова и Киева»), поляки, финны, удмурты, азербайджанцы, чеченцы, коммунисты, беспартийные, бывшие эсеры и меньшевики, православные, католики, иудеи, мусульмане, карелы, казаки. На излёте 90-х годов здесь были установлены надгробия, поставлен памятник. Стали проводиться ежегодные траурные митинги с участием, само собой, и зарубежных делегаций.
Флиге описывает не только завершение расследования, но и тот откат, который происходит на наших глазах. Рассказывает, в том числе, и об идиотской версии, вброшенной в СМИ карельскими «историками»: Сандормох – место, где финны во время оккупации Карелии расстреливали пленных. Один из аргументов в пользу этой версии великолепен: если это НКВД, то почему финны во время оккупации не раскопали этот могильник и не предъявили его граду и миру, как свидетельство преступлений НКВД? Значит, не НКВД. Подтекст этого аргумента абсолютно уголовный. Если бы расстреливало НКВД, чёрта с два бы нашли! «Истина такая сила, что скрывается даже в ошибке, даже в лжи» (Г. В. Ф. Гегель). Действительно, мест преступлений НКВД найдено не так уж много: Бутово под Москвой, Левашово под Петербургом, Катынь под Смоленском, Куропаты под Минском и Сандормох в Карелии. А мест таких – много, только пойди – найди их. Преступники стараются не оставлять следов. Соблюдают «консперацию». Часто им это удаётся.
Флиге И. А. Сандормох: драматургия смыслов. – СПб., Нестор-история, 2019 – 208 с.
Источник
